— Нам хватит одной, муж мой, — произнесла я и глянула на него снова. Он ел финики и смотрел на меня с довольным видом. Я отстегнула броши и сбросила верхнюю тунику на пол. Сняв цепочку с шеи, я переступила через тунику и подошла к чашам. И быстро, как сотни, тысячи раз делала в своем воображении, высыпала содержимое камня в одну из них. Поворачиваясь, я заметила, что второпях рассыпала часть белого порошка, но было уже поздно что-либо делать. Я подала Аттиле его чашу. Он выпил ее, не отрывая своего взгляда от моих глаз. Я приняла у него чашу и поставила ее на пол, рядом со своей. Все было кончено. Я не могла в это поверить. Теперь мне оставалось лишь ждать его смерти. И — как я задумала раньше — позаботиться о том, чтобы его смерть стала мучительной, такой же, какой была моя жизнь в его городе.

Я, смеясь, забралась в постель.

Он тоже захохотал, от души, и я поняла, что такой его смех слышала только раз или два. Его смех был хриплым и грубым, и из-за него мне еще больше захотелось смеяться.

Аттила бросил в рот финик и разгрыз его, отделив мякоть от косточки. Делал он это с открытым ртом и оскаленными зубами. Потом повернул голову и сплюнул косточку на пол.

Я снова засмеялась. Что еще мне оставалось делать?

Аттила же, решив, что я нашла его неряшливость забавной, бросил в рот еще один финик, и все повторилось.

Но мне уже пришла в голову мысль о том, что яд мог начать свое действие в тот самый момент, когда Аттила смеялся и, хуже того, думал, будто я наслаждаюсь его отвратительными манерами.

— А где сегодня был Эрнак? — неожиданно спросила я.

Все еще обсасывая косточку, он рыкнул:

— Я жду, когда ты начнешь знакомить меня с обычаями гаутов. Если ты разочаруешь меня, я тебя убью. А о сыновьях поговорим позже.

— А я знаю, где он был, — прошептала я. Глаза Аттилы расширились. Он даже стал медленнее жевать. Я наклонилась над ним. Мне хотелось потянуть со своей игрой как можно дольше, но теперь я боялась, что у меня осталось слишком мало времени. — Эдеко сказал, что возьмет его с собой на проверку лагеря гуннов, не так ли?

Теперь он совсем перестал жевать и замер с открытым ртом. Косточка от финика все еще была зажата между зубами. Я сняла с груди Аттилы миску с финиками и принялась его массировать.

— Эдеко мне все рассказывает, — продолжала я. — И всегда выполняет мои приказы.

Рука Аттилы метнулась к моей шее, но для меня это было уже неважно. Я готовилась умереть и предпочла бы принять смерть от Аттилы, а не от рук его стражников.

— Сегодня, например, я приказала ему отвезти Эрнака на равнину и вырезать его сердце, — я содрогнулась, услышав собственные слова.

Аттила вскочил. Его руки сильнее сжались вокруг моей шеи, и он завершил бы свое дело, но вдруг подавился. Я же воспользовалась тем, что он ослабил хватку, для того, чтобы перевести дыхание и снова заговорить.

— Я — бургундка, Аттила! — крикнула я. — Гуннар и Хёгни, головы которых Эдеко тебе принес, были моими братьями.

Я замолчала и посмотрела на него. Похоже, он больше не понимал моих слов. Он уже отпустил меня и теперь держался за собственную шею. Он давился воздухом, задыхался и кашлял. Я хотела соскользнуть с кровати, чтобы понаблюдать за ним издалека, но он успел схватить меня за волосы. Прижав мою голову к своей груди, он просипел:

— Ты лжешь!

— Ты отравлен, Аттила. А Эрнак мертв. Твоей империи пришел конец. Забери меня с собой, если у тебя хватит на это сил, или оставь на растерзание стражникам. Мне безразлично, что ты сделаешь. Я выполнила то, ради чего сюда пришла.

Он снова закашлялся и потянулся к моей шее, но его рука все время соскальзывала. Потом он упал на кровать, задыхаясь и кашляя. Я спрыгнула с кровати. Его глаза так сильно вылезли из глазниц, что казалось, сейчас они лопнут. Делая последний вдох, он все-таки попытался бросился на меня. Послышался удар, и его тело упало на пол. Больше ни движения, ни звука.

Я встала рядом с ним на колени и долго вслушивалась в тишину. Потом мне почудилось, что я слышу звон. Я была очень слаба, и мне не сразу удалось встать на ноги. Медленно одевшись, я увидела в углу комнаты корзину. Я даже не дала себе труда проверить ее содержимое, а просто бросила в нее камень Сагарии. Потом стряхнула со стола на пол рассыпавшийся порошок.

Я ощутила необходимость двигаться, делать что угодно, лишь бы не стоять на месте. Аттила был мертв, и мне оставалось лишь подумать о том, какая судьба ждет меня утром, когда здесь появятся стражники. Мужество покинуло меня, и я недоумевала, как мне вообще удалось сделать то, что я совершила. «Я должна быть счастлива, — подумала я. — Пришло время радоваться». Но я чувствовала лишь потребность двигаться да желание приглушить звон в ушах.

Я приблизилась к трупу и перевернула его. Глаза Аттилы были выпучены, будто он все еще силился сделать свой последний вдох. Кожа стала бледной, с уголка рта стекала струйка крови. Я вытерла ее краем своей туники и, вспомнив о крови на мече войны, стерла и ее тоже. Сначала я вернула меч на стол, но потом передумала и положила его обратно, рядом с постелью. Попыталась водрузить Аттилу на постель, но он оказался слишком тяжел. В изножье стояла нарядно украшенная скамья. Я развернула ее и поставила между постелью и трупом. Устроив на скамье ноги Аттилы, я приподняла его за плечи, и, подтолкнув скамью ногой, уложила тело цели ком. Потом постепенно я столкнула труп на постель. Я переворачивала его до тех пор, пока Аттила не оказался посередине, на спине, как он и улегся в самом начале. Я закрыла ему глаза и еще раз вытерла его рот. Потом сняла с него башмаки и поставила их перед двумя чашами. Задула последнюю лампу и замерла посреди комнаты, пытаясь вспомнить, что еще я могла упустить. Ничего не приходило на ум. Тогда я растянулась на полу и позволила своим мыслям нести меня, куда им было угодно.

* * *

Я проснулась от стука и голосов, звавших Аттилу. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, где я нахожусь и что случилось. Я встала на колени и рассмотрела труп Аттилы.

Стук становился все громче, и я подумала, не лучше ли будет, если я подойду к двери и открою ее. Но не успела я принять решение, как раздался грохот и топот бегущих ног.

Я опустила голову Аттиле на грудь и принялась плакать.

— Отец! — крикнул кто-то. Я повернулась и увидела Эрнака, падающего в обмороке на пол. Другие бросились к нему, крича и еще не веря в случившееся. Кто-то схватил меня и рывком поставил на ноги.

— Что здесь произошло? — сурово спросил Эдеко.

— Аттила умер, — прошептала я. Но по блеску в его глазах я поняла, что Эдеко ждет, чтобы я говорила дальше. — Мы обсуждали поход, как он вдруг закричал, будто от сильной боли. — И я разрыдалась.

— Разве ты не могла его спасти? — выкрикнул кто-то из толпы.

Сквозь слезы я увидела, что это Онегиз. Он был бледен.