– Хорошо уехать ненадолго. Вдвоем. Согласна?

– Да, согласна.

– Мы совсем перестаем разговаривать, когда мы дома, правда?

Она пригубила вина.

– А о чем ты хочешь поговорить?

Муж пожал плечами и зевнул:

– О нас с тобой, о чем же еще. Мы, похоже, преодолели черную полосу… – Ричард глубоко затянулся, уставился на что-то позади Сэм.

Она повернула голову. Увидела гламурную блондинку, сидевшую за столом в компании полного мужчины лет на тридцать ее старше.

– Ничего особенного, – хмыкнула Сэм.

– Не скажи, у нее классные сиськи.

– Мне, конечно, очень приятно сидеть здесь с тобой, когда ты пожираешь взглядом других женщин.

Ричард отхлебнул еще вина, потом лицо его вдруг оживилось, он вскочил со стула:

– Андреас! А мы ждали тебя не раньше чем завтра!

Сэм увидела банкира, который с чопорным видом шел к их столику. Андреас был в длинном пальто с меховым воротником, запорошенным снегом, на правой руке неизменная перчатка. Она неожиданно ощутила приток холодного воздуха, словно Андреас не закрыл за собой входную дверь, почувствовала, как у нее по коже побежали мурашки.

Подойдя к столу, банкир кивнул ей, на губах его играла слабая ухмылка – точно такую же Сэм видела сквозь жалюзи на катере. Теперь сомнений у нее не осталось.

– Как дела? – дружелюбно спросил Ричард.

– С утра мало что изменилось, – холодно улыбнулся ему в ответ Андреас. Они обменялись рукопожатием, после чего швейцарец посмотрел на Сэм. – Добрый вечер, миссис Кертис.

– Добрый вечер, – произнесла она как можно вежливее, глядя в его холодные, ледяные глаза, которые будто смеялись над ней.

– Рад снова видеть вас. С удовольствием вспоминаю ваш званый обед. Такой был приятный вечер.

– Спасибо. Рада, что вам понравилось.

– Садись, присоединяйся. – Ричард знаком велел официанту принести еще один стул.

– Вы ведь уже поели, – сказал Андреас. – Я сначала перекушу, а потом присоединюсь к вам.

– Нет, слушать ничего не желаю. Садись за наш столик, – настаивал Ричард. – Какая разница, поели мы или нет. Мы будем рады посидеть, пока ты ужинаешь. Сейчас раздобуду тебе бокал. Хочешь вина?

– Спасибо.

Банкир снял пальто, а Ричард засуетился, взял его, а потом передал, словно мяч в регби, официанту. Тот мигом принес стул, схватил с пустого соседнего столика бокал, поставил его перед Андреасом.

– К сожалению, это всего лишь местное вино, – пояснил Ричард. – Ничего особенного.

– Полагаю, местные напитки неплохие, – заметил Андреас. Он сел и снова уставился на Сэм.

– Да, – кивнул Ричард. – Да, конечно. Ты наверняка прав. Когда мы приезжали сюда в прошлый раз, тут были отличные вина… Давайте закажем шампанское… бутылочку… выпьем «Болле», если у них есть. Сейчас возьму карту вин. – Он усмехнулся. – У меня родился тост. Давайте выпьем за… дематериализацию Ричарда Кертиса. – Он посмотрел на Андреаса в ожидании одобрения, но тот лишь пренебрежительно отвернулся, как взрослая собака, уставшая от приставаний щенка. А потом сказал:

– Механики не обнаружили в твоей машине никаких неисправностей.

– Как это? – Ричард снова помахал официанту. – Принесите нам меню… un menu, et la carte des vins, s’il vous plaît.[21] – Он посмотрел на Андреаса. – Неужели нет совсем никаких неполадок?

Банкир пожал плечами:

– Может быть, там… как это называется?.. Контакт отошел или что-нибудь в этом роде. А так твой «БМВ» в полном порядке. Ход у него замечательный.

«Механики не обнаружили никаких неисправностей».

Сэм почувствовала, как ледяной холод разливается по позвоночнику. Никаких неисправностей. Как и в ее «ягуаре» в Хэмпстеде. Она вздрогнула, словно от удара током. Ричард и Андреас посмотрели на нее.

– Ты в порядке, Багз?

– Все хорошо. Просто немного замерзла.

Она снова поймала взгляд Андреаса: холодные голубые глаза на плоском, непримечательном лице, вернее, на лице, которое кажется ничем не примечательным, пока хорошенько не приглядишься. Аккуратно причесанные светлые волосы, сильно поредевшие на макушке. Вероятно, в молодости он был привлекателен, этакий суровый мужчина. Да и сейчас Андреас выглядел довольно подтянутым, небось занимается спортом. Вот одет он крикливо: розовый кашемировый свитер, кремовая шелковая рубашка, на груди небольшой серебряный медальон.

– Ничего не понимаю, – сказал Ричард. – Я думаю, там проблема с электроникой, она такая капризная: внезапно забарахлит, а потом – раз, и все нормально! Найти неисправность практически невозможно.

И тут Сэм увидела это.

Увидела и сразу все поняла.

Когда Андреас рукой в перчатке обхватил бокал вина, он сделал быстрое, почти незаметное движение большого пальца и мизинца – она бы и внимания не обратила, если бы не смотрела так пристально, – это понадобилось ему для того, чтобы три средних пальца двигались, чтобы они обхватили бокал.

Чтобы они выглядели как настоящие.

Сэм изо всех сил дернулась, пробуя освободиться от простыней, лежавших на ее голове, как мешки с песком; они душили ее, а она пыталась вырваться, сбежать – и от приближавшихся к ней лопастей вентилятора, и от потолка, покрытого трещинами, как яичная скорлупа. Сбросила с себя одеяло, но оно вернулось, придавило ее тело, лицо, закрыло рот и нос. Она хотела вздохнуть, вывернуться, но тщетно.

Она в ловушке.

Сэм попыталась кричать, но ее рот оказался забит простыней.

Слишком поздно поняла она, что простыни удерживают ее.

Не дают упасть.

А теперь она выскальзывала из них, выскальзывала в бурлящий вихрь где-то внизу. Она в отчаянии ухватилась за угол одной из простыней, но та задержала ее падение только на долю секунды, а потом разорвалась.

– Помогите!

Голос Сэм эхом разносился вокруг, словно в пещере. Она полетела вниз, рассекая обжигающе холодный воздух, переворачивалась, падала, вращалась, мчалась навстречу крохотному темному отверстию. Она выставила вперед руки, надеясь уйти в сторону, каким-то образом уплыть от этой тьмы.

– Нет!

Сэм влетела в дыру, попробовала остановиться, упираясь в стены руками, но стены оказались покрыты гладким льдом, и ее руки беспрепятственно скользили по нему, ладони жгло от ледяного холода и ссадин. Она увидела внизу что-то белое – это лопасти вентилятора молотили воздух; они неотвратимо приближались, гремели все громче, и Сэм ждала, ждала, что они вот-вот перемелют ее на тысячу кусков.