– Тридцать пять и семь с половиной. О’кей, покупай. Салли, я продаю пятьсот акций «Мицубиси хеви» по пятьдесят пять с половиной. О’кей, а теперь выкупай этот хренов пакет. – Голос Ричарда в темноте. – Я говорю о больших нулях, Гарри. О больших нулях. Нет. Серьезно. Он крупный игрок, просто супернадежный клиент. Да, я как раз толкую тебе про фьючерсы. Пятьсот контрактов. На рынке может возникнуть дефицит. Я беру по семь с половиной все, что у них есть. Черт. Мы сейчас упустим его. Принимай предложение. Бога ради, не тормози!

Сэм прислушалась к бессвязному бормотанию мужа. Она никогда прежде не слышала, чтобы он разговаривал во сне. И чтобы он говорил таким срывающимся, нервным голосом.

Потом до нее вдруг донеслось пение детей:

Ребятишки рассмеялись, она услышала, как смех эхом разносится по комнате, словно в пустом классе. Он не смолкал, становился громче. Она выскользнула из кровати, и смех тут же прекратился.

Сэм в недоумении прошлась по комнате. У нее за спиной шевельнулся и застонал Ричард. Она отодвинула штору, выглянула. Белизна снега, покрывавшего землю, делала ночь странно прозрачной. Церковный колокол прозвонил три часа ночи. Школа напротив стояла темная, тихая и пустая. Сэм вернулась в кровать, укрылась пуховым одеялом, замерла, уставившись в темноту.

И тут вдруг чье-то ледяное дыхание коснулось ее уха, и Сэм услышала голос – тихий, шепчущий, насмешливый. Голос Вынималы. Всего одно слово:

«Аролейд».

А потом воцарилась тишина.

Падал густой снег. Они втроем шли с лыжами на плечах вверх по склону к станции подъемника. Миновали коровник, потом ряд старинных зданий в стиле шале, на каждом из них красовалась вывеска с надписью «ПАНСИОН ГАРНИ».

– Мне казалось, тебя всегда интересовали японские опционы, – сказал Ричард.

– Только те, по которым оплата идет швейцарскими франками, – ответил Андреас.

Они словно бы беседовали на иностранном языке. Он был для Сэм таким же чужим, как и языки страны, в которой они теперь находились. Французский. Немецкий. Швейцарский диалект немецкого. Вокруг слышались обрывки незнакомой речи. Перед ними шли два долговязых парня: один – в светоотражающем желтом лыжном костюме, другой – весь в белом, только ботинки ярко-розовые. Парни громко разговаривали, тяжело ступали, тащили на плечах лыжи. И вдруг разразились смехом. Нормальные люди. Приехали на денек покататься на лыжах. Сменить обстановку, развеяться.

И правильно. Надо брать от жизни все. Наслаждаться, ходить по острию ножа. Пока есть такая возможность.

Потому что потом умрешь и будешь лежать в целлофановом пакете на столе в морге. Плыть в пустоте. Там, где можно кричать во весь голос, однако никто тебя не услышит. Кричать вечно.

Однако сейчас Сэм было все равно. Она устала подниматься по склону холма, устала от снега, падавшего ей на лицо. Устала бояться. Ей хотелось сесть и спокойно посидеть. Уснуть и не видеть сны.

Интересно, бывают ли сновидения после смерти? В пустоте?

– Ты сегодня с утра спокойна, Багз, – заметил Ричард.

Она на ходу сморгнула снег и ничего не ответила, только снова посмотрела на теплые зеленые перчатки Андреаса.

«Я думаю, что это кто-то из настоящего, из сегодняшнего дня. Есть некто, кто вас беспокоит, сильно тревожит… и вы подсознательно ассоциируете его с Вынималой».

«Успокойся, Андреас всего-навсего банкир с искалеченной рукой. Да, он холодный и самоуверенный тип. Как и большинство банкиров. Ну и чего, спрашивается, ты боишься? Что он может с тобой сделать? Превратить в лягушку? Или, может, думаешь, что он набросится на тебя, когда Ричарда не будет поблизости, изнасилует и перережет горло? И все потому, что тебе показалось, будто он был на том катере? Между прочим, Андреас вам обоим оказывает услугу и не заслужил, чтобы на него возводили напраслину».

Они пересекли реку по деревянному мосту, потом поднялись по крутым ступенькам и встали в хвост шумной очереди к подъемнику. Сэм медленно продвигалась вперед вслед за Андреасом и Ричардом. В воздухе висел густой запах чеснока, солнцезащитного крема, губной помады и духов.

– «Сони», – сказал Ричард. – Их семилетние облигации на сегодня самое выгодное вложение. Они повысятся в пять раз, и плюс еще четыре процента страховая премия.

– Лично я предпочитаю «Фуджитсу», – ответил Андреас.

Теперь до нее доносились рокот механизмов, гудение двигателей, приводящих в движение мощные тросы, по которым скользили шестиместные вагончики. Когда вагончики останавливались, раздавался металлический стук открывающихся дверей и слышались голоса лыжников; уложив лыжи в багажное отделение, они залезали внутрь, и двери с шумом захлопывались. Затем крохотные вагончики, похожие на яйца, трогались с места, с жутким ревом набирая скорость, пролетали между опорами.

Что-то больно ударило Сэм в поясницу.

– Entschuldigung.[24]

Какая-то неопрятная женщина, наклонившись вперед, пыталась уложить в багажное отделение лыжи. Она смущенно улыбнулась Сэм. Рядом стояли две маленькие девочки в одинаковых розовых костюмах.

Сэм почувствовала, как кто-то берет у нее лыжи. Повернулась и увидела Андреаса, который пристроил ее лыжи в багажник в задней части вагончика. Потом он взял ее под руку и помог сесть.

Она оглянулась:

– А Ричард? Где Ричард?

– Он впереди.

В вагончике сидели четыре японских мальчика, с интересом разглядывали их. Снаружи донесся чей-то взволнованный крик, потом послышалась громкая тирада на японском, и мальчики выпрыгнули наружу за секунду до того, как двери закрылись.

Вагончик тронулся, Сэм потеряла равновесие и больно шлепнулась на пластиковую скамью. Андреас сел напротив нее, в руках он держал лыжные палки, аккуратно обхватив их пальцами. Некоторое время вагончик раскачивался на тросе, а потом начал скользить вверх.

Сэм смотрела в окно. «Тоже мне щеголь. Ультрамодный лыжный костюм, зеленый с отливом, сдвинутые на лоб очки. Интересно, катаешься ты так же шикарно, как выглядишь? Может, и так, черт тебя возьми».