Но что это? Огонь не палит. Она горит заживо, но не умирает. Она замурована в усыпальнице с мертвецами, но на нее надеются живые. Ее любит самый достойный человек на свете. Он погиб из-за нее. Но его голос не исчез. Борис рядом, и он шепчет слова любви. Он смотрит счастливыми глазами и просит позаботиться о Сашеньке… Он требует, приказывает выжить!

И даже теперь, плененная и разбитая несчастьем, она, повинуясь мужу, отбрасывает на потом женские слезы, и, понимая, что нет в этом свирепом мире жалости для нее, мобилизует остатки своей воли, дабы не пасть, не опуститься вконец. Ведь у нее дочь… И нет больше на свете человека, который смог бы взять на себя эту непосильную ношу, это адское бремя – защитить, уберечь ее милое дитя. Ради этого маленького создания, дарованного ей смилостивившейся судьбой, она готова отдать свою жизнь. Никчемную, пустую, грешную. Только бы уберечь ребенка, только бы не повторился этот ад – пережить смерть собственных детей…

Нужно собраться, сконцентрироваться, выяснить, чего от нее хотят. Согласиться на любые условия, отдать жизнь. Все материальное эфемерно, как вакуум. Ей необходимо только одно – знать, что Сашенька не будет платить по счетам непутевой матери, ввязавшейся по глупости и одержимости своей в мужские, а скорее даже звериные игры.

Этот человек зашел в камеру в тот момент, когда Елена взяла на руки свое дитя. Она не должна показывать свою растерянность. Эти негодяи не признают слабости, он пришел торговаться, что ж, я отдам ему все. – Елена смотрела на Одинцова так, что фээсбэшник-оборотень разглядел в ее прямом взгляде некий вызов. Ее безукоризненная осанка, седые пряди в волосах, точеный профиль благородного лика поразили его. В ней угадывалась матерая волчица, разве что раздавленная бедой, но не показывающая вида. У хищников не принято выдавать свою слабость.

– Я пришел расставить точки над «i», – сказал Одинцов. – Прошу сразу вас об одном – доверьтесь мне, ибо, если вы этого не сделаете, у нас не выйдет разговора, а значит, мы не сумеем договориться.

– С человеком плененным и униженным разве договариваются? – ощерилась Родионова. – Людям, загнанным в угол, обычно диктуют. Все, что вам от меня нужно, я отдам без всякого сопротивления. Деньги, недвижимость, острова, свою жизнь. Умоляю вас лишь об одном – о гарантии безопасности моей дочери. Ребенок не должен отвечать за деяния матери.

Одинцов изобразил на лице недоумение.

– Простите, Елена Александровна, я не представился. Подполковник Федеральной службы безопасности Российской Федерации Владимир Одинцов. Дело в том, что мне некоторым образом вы обязаны своей жизнью, так как именно я уберег вас от снайперской пули нанятого киллера. Вас и, возможно, вашу прелестную дочурку. Подоспей я чуть раньше, быть может, и господин Сумцов остался бы жив. Это к тому, что я вам не враг. Заказ на вашу ликвидацию отдал некий шейх Шариф Акмулла, именно его исполнитель лишил жизни Бориса Сумцова.

– Шариф Акмулла? Я в первый раз слышу это имя, – судорожно проглотив воздух, произнесла Родионова, не склонная верить ни единому слову лжефээсбэшника.

– Ничего удивительного, – продолжал Одинцов. – Вы стали пешкой на его шахматном поле, пешкой, которой предначертано пожертвовать.

– За что? Где я пересеклась с этим человеком?

– Разве пешка смеет интересоваться своей участью у короля? – саркастически заметил Одинцов.

– Тогда кто вы? Или кем вы делегированы? – укладывая дочурку в люльку, спросила Елена.

– Я человек, который намерен помешать шейху в его планах. Я на вашей стороне.

– Тогда объясните, пожалуйста, при чем здесь я, при чем здесь мой Борис…

Елена не смогла превозмочь чувства. Ее глаза покрылись влагой.

– Вы стали удобной фигурой в игре, которую затеял шейх Шариф – лидер могущественной преступной группировки со штаб-квартирой в Казани. Шейх вознамерился уничтожить вора в законе по кличке Крот, мафиози номер один в Москве. Крот – правопреемник Бейсика, надеюсь, теперь вы начинаете понимать, какую именно роль отвел вам Акмулла?

– Вы хотите убедить меня в том, что меня подставили…

– Верно. Вы не утратили с годами бездействия умения правильно оценивать ситуацию. Только в вашем случае необходимо уточнение – вы великолепно подходили на роль подствавы, так как находились в добровольном заточении и пребывали в абсолютном неведении относительно своего участия в гангстерской войне. Согласитесь, такой человек даже не подумает о выходе из игры, не переметнется в стан врага, не предаст, не обманет, не обсчитает. Словом, те, кто убивает людей Крота, прикрываются вашим именем… Мотив налицо – месть, ведь Кроту известно, что именно Бейсик отдал приказ своему киллеру на вашу ликвидацию четыре с половиной года назад. Смерть двоих ваших детей на совести группировки Бейсика. Вот вы и возвращаете долги.

Елена тяжело дышала. Ей стало дурно. Одинцов приказал надзирателю принести стакан воды. Родионова отпила несколько глотков, после чего безжизненно опустилась на тюремную табуретку. Голова раскалывалась, в отдаленных уголках сознания задребезжала знакомая мелодия «Сказок Венского леса». Она началась с робкого скрипичного соло, но скоро голова наполнилась полифонией струнного оркестра…

Нет… Прочь! Надо взять себя в руки. Не ради себя, ради Сашеньки, маленькой доченьки. Она обязана быть сильной. Лекарь Чанг Жу предупреждал, что сигналы из прошлого можно одолеть только холодной рассудительностью и жестоким цинизмом. Решать проблемы лишь по мере их возникновения, не стачивать себя понапрасну. Все… У нее нет выбора. Нет точки опоры. Она в клетке. Придется верить этому человеку…

– Каков же выход? – по-детски наивно спросила Елена.

– Пусть истребят друг друга. Это моя работа. Вы единственное доказательство, которому поверит Крот. Только встретившись с вами, он признает, что вы ничего против него не затевали. И тогда он развяжет большую войну против Акмуллы и Гафура, мы будем наблюдать за этой войной со стороны, а по ее окончании будем пожинать долгожданные плоды своих усилий, вернее, своего деятельного бездействия.

– На чьей стороне вы?

– На стороне патриотов России, единых в своем национальном порыве. – В глазах Одинцова сверкнул ядовитый блеск. Родионовой стало не по себе от этого устремленного в никуда взгляда холодных голубых, как чистые озера, глаз.

– Вы долго будете держать нас в тюрьме?

– Нет, Елена Александровна, вас переведут в благоустроенную квартиру… Нет, в фешенебельный отель. Ваше заточение было вынужденной мерой. Сами понимаете, у меня есть основания бояться, что вы способны выкинуть что-нибудь незапланированное. Хотя бы из страха. Ведь вы же все равно не верите мне до конца. Не так ли?

– Мне больше некому верить!

– И все-таки гарантом вашей лояльности пусть служит ваш ребенок. Для вас ведь деньги, машины, вся эта мишура из бриллиантов ничего не значат. Истинная стоимость любой вещи равна отрезку собственной жизни, который готов отдать человек ради того, чтобы обладать этой вещью. Вы готовы отдать жизнь ради своего чада.