– Да.

Санди закурил трубку и точно из простого любопытства спросил:

– А должно быть, недешево вам обходятся эти поездки?

– Последняя обошлась в семь тысяч долларов, – ответил Мак-Гил. – А эта будет стоить тысяч пять.

– Что вы говорите! – воскликнул Санди. – И такие деньжищи вы возите с собой один! И не боитесь, что в дороге может что-нибудь случиться?

Маленький профессор на этот раз посмотрел на него подозрительно. Беззаботное выражение сошло с его лица и манеры стали другими. Голубые глаза его подернулись тенью. Мрачная улыбка, которой Санди не заметил, пробежала по его губам. Затем он повернулся к нему со смехом.

– Я очень чутко сплю, – сказал он. – Малейший шорох ночью уже будит меня. Я просыпаюсь от одного только вздоха человека, когда прихожу к заключению, что мне надо кого-нибудь остерегаться. Кроме того…

Он вытащил из кармана револьвер Соважа из синей стали.

– Я знаю, как надо обращаться с этим, – продолжал он и, указав на деревянный сучок в стене комнаты, воскликнул: – Пять раз я выстрелил на расстоянии двадцати шагов!

И когда Санди пошел посмотреть на сучок, то ахнул от удивления: на месте сучка оказалась одна дыра.

– Здорово! – проворчал он. – Лучше выстрелить никто не сумел бы даже из винтовки.

Когда Санди уходил, Мак-Гил проводил его подозрительной улыбкой и взглядом, полным любопытного недоумения. Затем он обернулся к Казану.

– Надо полагать, – сказал он, – что ты уже отлично понял его, дружище. Я нисколько не был бы на тебя в обиде, если бы ты схватил его за горло. Может быть…

Он глубоко засунул руки в карманы и стал ходить взад и вперед по комнате. Казан вытянул голову между двумя передними лапами и лежал спокойно, с широко открытыми глазами. Стоял ранний сентябрь, дело было к вечеру, а каждая ночь все больше и больше приносила с собой острое, холодное дыхание осени. Казан наблюдал, как последние лучи солнца угасали на южном небе. После этого всегда быстро наступала темнота, а с нею вместе им овладевало безумное желание свободы. Ночь за ночью он перегрызал свою стальную цепь, ночь за ночью он следил за звездами и за луной и прислушивался, не зовет ли его Серая Волчица. А в это время огромный Дэн преспокойно спал. В этот вечер было холоднее обыкновенного, и сквозной ветер, дувший с запада, как-то странно его возбуждал. Он зажигал его кровь тем, что индейцы называют «морозным голодом». Бездеятельное лето прошло, и наступали теперь всегда возбуждавшие его дни и ночи охоты. Ему хотелось выпрыгнуть отсюда на свободу и бежать без оглядки до полного изнеможения, и чтобы Серая Волчица была около него. Он знал, что Серая Волчица осталась где-то далеко, там, где звезды висят почти над самой землей, и что она ждет его. Он натягивал свою цепь и скулил. Всю ночь он беспокоился; никогда еще он не беспокоился так сильно, как именно теперь. Один раз ему показалось, что откуда-то издалека до него донесся призыв, он подумал, что это звала его Серая Волчица, завыл ей в ответ и разбудил этим Мак-Гиля. Уже рассветало, маленький профессор оделся и вышел из комнаты. С удовлетворением он заметил, что в воздухе уже повеяло зимним задором. Он намочил себе пальцы и поднял их высоко над головой и щелкнул от удовольствия языком, когда убедился, что ветер подул на север. Он возвратился к Казану, долго разговаривал с ним и, между прочим, сказал:

– Теперь уж смерть мухам, Казан! Дня через два мы можем отправиться в путь!

Пять дней спустя Мак-Гил поместил сперва Дэна, а потом Казана в нагруженную лодку. Санди Мак-Триггер пришел посмотреть, как они отплывали, и Казану хотелось броситься на него и растерзать. Но Санди держался на расстоянии, а Мак-Гил в это время наблюдал за обоими, стараясь скрыть свою мысль, от которой быстро разлилась кровь под маской беззаботности на его лице. Они отплыли с милю вниз по реке, когда он наклонился вперед и без всякой боязни положил Казану руку на голову. Что-то в этом прикосновении руки, в голосе профессора было такое, что удержало Казана от попытки укусить его.

Он выдержал это проявление профессорской дружбы без всякого выражения в глазах, не дрогнув ни одним членом.

– Я уж думал было, – задумчиво обратился к нему Мак-Гил, – что за всю дорогу мне не придется ни разу вздремнуть. Но с тобой настороже я могу теперь спать сколько угодно.

На эту ночь он расположился лагерем в пятнадцати милях от берега озера. Дэна он привязал к сосне аршинах в двадцати от своей маленькой шелковой палатки, но цепь от Казана прикрепил к карликовой березе, которая поддерживала своим стволом палатку. Укладываясь в палатке спать, Мак-Гил достал свой револьвер и тщательно его осмотрел.

Три дня продолжалось путешествие вдоль берега озера Атабаска без всяких приключений. На четвертую ночь Мак-Гил раскинул палатку под группою береговых сосен, аршинах в ста от воды. Все время в этот день ветер дул ему в спину, и чуть не целых полдня профессор не спускал глаз с Казана. То и дело в доносившемся с запада ветре пес ощущал какой-то подозрительный запах и беспокоился. Он внюхивался в него с самого полудня. Дважды Мак-Гил слышал, как он рычал; а один раз, когда запах стал сильнее обыкновенного, он даже оскалил зубы и ощетинил на спине шерсть. Раскинув палатку, маленький профессор целый час не разжигал огня, а просидел на берегу озера и все время не отрывал глаз от бинокля. Были уже сумерки, когда он возвратился к палатке и к привязанным собакам. Несколько времени он простоял, не привлекая к себе внимания Казана, и наблюдал за ним:

Казан все еще был чем-то обеспокоен. Он лежал, глядя на запад. Мак-Гил принял это к сведению, потому что Дэн в это время лежал мордой на восток. При других обстоятельствах и Казан смотрел бы теперь на восток, так как северные собаки спят мордами на восток. Теперь уже профессор был убежден, что ветер доносил что-то именно с запада. Холодок пробежал вдоль его спины от мысли, что можно ожидать чего-нибудь серьезного.

За большим отвесным камнем он разложил небольшой костер и приготовил себе ужин. После этого он вошел к себе в палатку и возвратился обратно с постельными принадлежностями в руках. Остановившись около Казана, он подмигнул ему.

– Сегодня ночью мы с тобой здесь спать не должны, приятель, – сказал он. – Мне не нравится то, что ты обнаружил в западном ветре. Оттуда пахнет большим скандалом!

Он засмеялся своей шутке и скрылся в группе молодого сосняка шагах в тридцати от палатки. Здесь он завернулся в одеяло и прилег.

Была тихая, звездная ночь, и два или три часа спустя Казан положил нос между передними лапами и задремал. Треск сухой ветки разбудил его. Ленивый Дэн так и не проснулся, а Казан тотчас же поднял голову и стал нюхать воздух. То, к чему он принюхивался издалека в течение целого дня, теперь было близко от него. Он притаился и весь задрожал от напряжения. Медленно от сосен к палатке приближалась какая-то фигура. Это был не профессор. Она подходила с осторожностью, опустив голову и подняв плечи, и звезды вдруг осветили поганую физиономию Санди Мак-Триггера. Казан прижался к земле еще более. Его морда все еще лежала между передними лапами. Блеснули обнажившиеся клыки. Но он не произвел ни малейшего шума, который мог бы выдать его присутствие под густым кустом. Шаг за шагом подходил Санди и наконец коснулся уже рукой полы палатки. В руке у него не было ни дубины, ни плети. Вместо того и другого в ней блестела сталь. У входа в палатку он остановился и стал глядеть в нее, не замечая позади себя Казана.