ей удавку с собственного горла, и эта удавка будет тянуться за ним, куда бы он ни забрался. Хотя некоторые считают, что удавка набрасывается на будущего ишу еще в колыбели. Но и тебе придется нелегко. Хотя есть и еще один секрет. Да, Пустота не оставит тебя в покое. Пока ты жив, она будет разыскивать тебя. И однажды найдет, пусть даже ты положишь сотню ее слуг.

— И что же мне делать? — спросил Лук.

— Стать кем-то другим, — усмехнулся Харава. — Кем-то, кого она не ищет.

— Как это сделать? — не понял Лук. — Кем я должен стать?

— Попробуй, чтобы твой мизинец на левой руке стал невидимым, — расхохотался Харава.

На четвертый день проселок вывел их на поросшую колючим бурьяном пустошь. Тракт был не так уж и далеко, Лук узнал торчащую над перелеском зеркальную башню. Здесь, над перекрестком дорог на Намешу, на Ламен, на Ак, на Хилан, Зену, Хурнай, и башня была больше обычных. У ее подножия стоял постоялый двор, имелся рынок, но ни деревеньки, ни даже обычного жилого дома не наблюдалось. Ближайший поселок был где-то в десяти лигах в сторону Хурная. И все это только из-за того, что место считалось проклятым, хотя перекресток и перенесли на лигу в сторону. Курант не сворачивал к этой пустоши никогда.

Спутники стояли на краю мертвого города Араи.

Харава спрыгнул с лошади и, похрустывая битым стеклом и камнем, двинулся в глубь съеденных временем развалин.

— Почему всех Сакува убили, или почти всех? — спросил Лук. — Ведь меня ищут как последнего Сакува? Почему, когда уничтожали Араи, не перебили всех членов клана Крови?

— Перебили всех, до кого дотянулись, — ответил Харава. — На остальных плюнули. Почему? Ответ на поверхности — они убили того, кого хотели. Может быть, кого-то вроде тебя. Даже если он еще не родился.

— И часто такое случалось? — спросил Лук.

— Бывало, — неопределенно буркнул Харава.

— Я слышал, что черный сиун сражался вместе со своим кланом на стенах Араи, — заметил Лук.

— Бред! — Харава остановился, скривил губы. — Сиун не мог сражаться вместе с кланом. Сиун не принадлежит клану. Открою тебе один секрет, над которым следует задуматься. Сиун — это смотритель. Не только это, но и смотритель. Хотя…

— И он присматривает за кланом? — переспросил Лук.

— Он присматривает за… человеком, — с запинкой ответил Харава. — За одним человеком. Больше он не должен делать ничего. И если он начал сражаться, если он начал предпринимать хоть что-то, кроме присмотра, — либо он потерял человека, либо он уже больше не сиун.

— Что это за люди, за которыми присматривает сиун? — крикнул Лук, потому что Харава пошел дальше в глубь развалин.

— Думай, — обернулся Харава, но вновь не показал цвета своих глаз. — Тебе придется много думать, парень, хотя времени у тебя на раздумья почти нет. Ты не школяр, я не наставник. Все, что я хотел сказать тебе, или почти все, я тебе уже сказал. Добавлю вот еще что. Вспомни все, что тебе показалось странным в твоей жизни, все, на что ты хотел бы найти ответы, и найди их. И слепой может ходить, не спотыкаясь, но для этого он должен знать дорогу. А ты ее не знаешь. Весь Текан ополчился на тебя, клан Сакува был уничтожен только для того, чтобы уничтожить тебя, узнай, почему это так.

— Разве кто-то знает ответ на этот вопрос? — спросил Лук.

— Кто-то знает, — кивнул Харава. — Я — могу только предполагать. Но кое-что скажу. Запомни: ничего не происходит без причины. И если тебя хотят уничтожить, значит, в тебе скрыто что-то, что угрожает самой Пустоте.

— Разве ей может что-то угрожать? — не понял Лук.

— Догадайся сам, — вздохнул Харава.

— Я должен догадываться? — возмутился Лук.

— Ищи мудрецов, — откликнулся Харава. — Если каждый из них укажет тебе на крупицу истины, ты сможешь набрать этих крупиц на целый слиток.

— А ты, — не понял Лук. — Разве ты не мудрец?

— Теперь я почти такой же, как ты, — остановился, закрыл глаза Харава. — И запомни еще одно: никогда не прощай зло, нанесенное тебе или твоим близким. Можешь не мстить сразу, но не прощай. Прощенное зло подобно рассыпанному на дороге битому стеклу. Оно не ранит до тех пор, пока ты неподвижен. Но стоит тебе сделать хотя бы шаг…

— Хотя бы шаг… — продолжил слова Харавы Лук.

— Иди за мной, — сдавленным голосом прошептал Харава.

У ног Харавы начиналась черная линия. Она шла полосой выгоревшего бурьяна и оплавленного камня вперед и перекрещивалась с другими линиями. Лук пошел за Харавой и замер в ужасе у него за спиной. В центре, где линии сходились друг с другом, лежал труп девушки. Над трупом кружили мухи, от него шел сладковатый запах тлена. Рука у девушки была отрублена.

— Все хуже, чем я думал, — устало прошептал Харава. — Они прислали лучшего. Одного из лучших. Я думал, что лучший из них — именно Ваппиджа, с ним можно справиться, но тут был Хантежиджа, и я не уверен, что именно он главарь тройки. Эх, в былые времена…

Харава крутанул в руке сучковатый посох, но тут же опустил его.

— Нам нужно расходиться.

— Почему? — не понял Лук.

— Потому что на тонком льду таким, как мы, нельзя стоять рядом, — процедил сквозь зубы Харава. — Иначе это будет гибель обоих. Поверь мне, гибель — это очень неприятно, очень. Особенно когда она… Ладно, я подскажу тебе, к кому обратиться. Может быть, он кое-что тебе и растолкует. Но расходиться надо срочно. Здесь ворожба у Хантежиджи не получилась, но рано или поздно она получится.

— Это ворожба на меня? — спросил Лук, оглядывая странный рисунок: в одной большой окружности таились двенадцать кругов поменьше, каждый из которых пересекался линией, сходящейся с другими под трупом девушки.

— Нет. Твоего круга тут нет, — раздраженно рассмеялся Харава и поднял лицо вверх. — Как же я соскучился по настоящему небу.

— А какое оно? — сдвинул брови Лук, поднимая глаза к кирпичному небосводу.

— Синее, — ответил Харава. — Как глаза у твоей приемной матери.

— Куда ты пойдешь? — спросил Лук.

— К морю, — ответил Харава. — Люблю море.

Глава 16