мать. Шаманы верили, что они родились здесь и сюда же вернутся после смерти, чтобы обрести покой и защиту.

​​​​​​​3 生死花 (shēngsǐ huā) — жизнь и смерть, рождение и смерть, сансара.

Сюань Цзи подошел ко входу в пещеру, на мгновение заглянул внутрь, сквозь щели между цветами и лозами, а затем спросил:

— Здесь ведь много запрещённых заклинаний? Почему Алоцзинь ими не воспользовался?

— Он не посмел. Это богохульство. Кроме того, чем разрушительнее сила многих тайных искусств, тем выше цена, — сказал Шэн Линъюань. — Старый глава умер слишком внезапно. Алоцзинь многого не знал о колдовстве. Он боялся выставить себя дураком.

Сюань Цзи поднял голову и огляделся.

— Не думаю, что это такая уж большая проблема спрятаться здесь на день или два. Вы задержались в пути и опоздали?

— Нет, я не стал медлить. Я приехал как раз вовремя.

Дунчуаньские воины, находившиеся в осаде в течение трех дней и трех ночей, были полностью истощены. Не считая нескольких, остановившихся отдохнуть, ночных стражей, многие были ранены и лежали без сознания. Даже Алоцзинь свернулся калачиком у алтаря и заснул.

Горный бог стоял сбоку от него, и слабый свет цветов «рождения и смерти» озарял его фигуру. Его лицо скрывала маска. Наверное, Алоцзинь чувствовал себя в безопасности рядом с ним, потому спал как младенец.

Сюань Цзи заметил, что нескольких ночных стражей начало все больше и больше клонить в сон. Затем он внезапно почувствовал легкий сладковатый аромат. Едва ощутив его, Сюань Цзи решил, что это было похоже на то, как если бы в ста метрах от него разросся весенний сад. Юноша тут же зажал нос и подумал про себя: «В то время тоже существовали «ведущие партии»? Как их там называли? «Еретики»​​​​​​​4?»

​​​​​​​4 带路党 (dàilù dǎng) — буквально «ведущая партия». Так с сарказмом называли группы, указывающие путь вражеским войскам. Проще говоря, шпионов и предателей (汉奸, hànjiān). Последнее слово Сюань Цзи звучало как 巫奸 (wūjiān).

И действительно, вскоре он увидел, как несколько стражей пошатнулись и повалились на землю.

Затем, сидевший рядом с Алоцзинем телохранитель открыл глаза и медленно встал. Сюань Цзи поймал его безжизненный взгляд. Он внезапно спросил Шэн Линъюаня:

— Подождите минутку, он же не предатель, верно? Говорят, что старый глава был убит той замаскированной штукой, «марионеткой в человеческой шкуре».

— Глаз у тебя наметан, маленький демон. Дань Ли… Разве мог такой заклинатель как он позволить чему-то выйти из-под его контроля?

Сюань Цзи заволновался.

«Марионетка в человеческой шкуре» спокойно подошла к Алоцзиню, и, сверху вниз, не моргая, уставилась на молодого главу. Будто за ее взглядом скрывалась еще одна душа.

Телохранитель склонился над Алоцзинем.

Сюань Цзи молча наблюдал.

Если это фильм ужасов, то пора бы ему уже включить режим «одним глазком».

Но неожиданно «марионетка» не воспользовалась возможностью причинить вред. Телохранитель попросту взял плащ, бережно укрыл им Алоцзиня и, как добрый отец, погладил его по спутанным косичкам. Почувствовав тепло, Алоцзинь плотнее укутался в ткань и что-то бессвязно пробормотал на языке шаманов.

Тихо вздохнув, «марионетка» осторожно переступила через него и направилась к алтарю. Отойдя на небольшое расстояние, телохранитель щелкнул пальцами, и на его ладони вдруг вспыхнул огонь. Вот только он выглядел очень странно. Его цвет не был похож на обычное пламя, он был ярко-красным, как вечернее солнце, готовое вот-вот закатиться за горизонт. Огонь был теплым, но от него веяло холодом.

Цветочные лозы будто столкнулись с естественным врагом. Стоило пламени приблизиться, как они тут же отступили, открывая проход, через который мог пройти человек.

Весь алтарь оказался как на ладони. Вода в озере стояла неподвижно, а каменная платформа была заполнена запечатанными сосудами и исписанными листьями.

В этот момент Алоцзинь, возможно, почувствовал, что что-то не так, и открыл заспанные глаза. Он в замешательстве уставился на брата, день и ночь находившегося рядом с ним, и содрогнулся от ужаса.

— Что ты делаешь?

Но «марионетка» даже не оглянулась. Вместо этого она наклонилась и бросила огонь в озеро. Это пламя не только не боялось воды, но и с легкостью подожгло ее, словно это был бензин!

Алоцзинь вскочил на ноги, но, прежде чем он успел схватить поджигателя, кожа мужчины сморщилась, облепив кости. Под ней оказалась деревянная кукла.

Алоцзинь оцепенел. Письмо, гибель старого главы клана, его телохранитель, с которым он все время был вместе, с самого детства… это была фальшивка, о которой не знали ни духи, ни демоны​​​​​​​5. Постепенно, все вставало на свои места и складывалось в единую картину.

​​​​​​​5 神不知鬼不觉地 (shénbùzhíguǐbùjiǎode) даже духи не знали, и демоны не почуяли (обр. в знач.: совершенно незаметно, в глубочайшей тайне).

Алоцзинь с криком бросился к алтарю, но было уже поздно.

Горный бог больше не защищал тех, кто предал заповеди предков. И боги, и глиняные скульптуры, все они в итоге сгниют. Все, во что они верили, на самом деле оказалось бредом.

В конце концов, тайное стало явным, и вода закипела.

Запечатанные глиняные сосуды начали трескаться один за другим. Похожие на призраков темные тени столпились вокруг алтаря. Все, что мог сделать Алоцзинь, это в спешке загородить вход в пещеру своим телом. Он обернулся и крикнул ошеломленным людям:

— Скорее бегите! Покиньте алтарь! Уходите!

Пробужденные злобным огнем запретные заклинания, словно почуяли запах крови. Они с жадностью набросились на юношу. Голос Алоцзиня внезапно оборвался. Древнее колдовство разорвало его тело на части, а деревянная маска, которую он не успел снять, раскололась надвое. От нее осталась лишь перепачканная кровью половина.

Однако, прежде чем он успел закрыть глаза, следующее заклинание вновь собрало его воедино. Цветы «рождения и смерти» из белых превратились в красные, кровь потекла по его телу, но его душа все еще оставалась чистой. Снова и снова юношу разрывали ядовитые проклятия. Он каждый раз умирал и тут же возрождался вновь.

Шаманы с криками бросились прочь. Запертые горные врата открылись одни за другими, и алтарь плавно поднялся на поверхность земли. Но вскоре, стоявшие впереди люди, с удивленными возгласами отступили назад. Вся пещера была в огне!

Это был демонический огонь, он горел чистым белым пламенем. Один из воинов сжал зубы, и попытался было проскочить, но стоило ему только коснуться этого пламени, как он тут же превратился в пепел. Огненные языки хлынули в пещеру и разгорелись еще ярче. Даже каменные стены, казалось, полностью слились с ними.

Испуганные шаманы быстро отступили назад, под землю.

В это время Алоцзинь, загораживавший проход к алтарю, все еще балансировал между участью «быть разорванным на части» и «воскрешением». Казалось, этой пытке не