был такой глубокий акцент уроженки Западного Корка, какой только можно себе представить. Конечно, я выбил из нее этот акцент, когда она приехала в Дублин.

– Где находится Западный Корк?

– Это графство на юго-западе Ирландии.

– Значит, ты выросла не в Дублине? – обратился ко мне Джек.

– О нет. – Я покачала головой. – Я выросла в сельской глубинке. У нас даже не было электричества, пока мне не исполнилось шесть лет.

– Но ты же не такая старая, мама. Ты родилась в конце сороковых годов, верно?

– В те времена Западный Корк был глухой окраиной, – заметил Амброз.

– Значит, вы хорошо знали мамину семью?

– В некотором смысле, – ответил Амброз, покосившись на меня. – Ты никогда не рассказывала сыну о своем детстве?

– Нет, – призналась я. – И моему мужу, и Мэри-Кэт.

– Можно спросить почему?

– Потому что… как я уже сказала, мне хотелось оставить прошлое за спиной и начать с чистого листа.

– Мне бы очень хотелось узнать побольше, мама, – подбодрил Джек.

– Тогда почему бы не рассказать юному Джеку о его семейной истории? – мягко предложил Амброз. – Я буду добавлять разные подробности, о которых ты могла забыть, Мэри, мой разум пока еще может дотянуться до времен моей давно утраченной юности.

Я повернулась к сыну, который умоляюще смотрел на меня. Знакомство с дневником Нуалы определенно напомнило мне знакомые места из моего детства. Когда я закрывала глаза, на меня накатывали чувства и воспоминания, о которых я больше половины моей жизни пыталась навсегда забыть.

«Но ты не можешь забыть, Мерри, это твоя суть…»

Я позволила этой волне нахлынуть на меня и впервые осознала, что здесь, вместе с моим сыном и любимым крестным отцом, могу свободно плыть по водам прошлого, не опасаясь утонуть в них.

Я сделала глубокий вдох и заговорила…

Мерри

Аргидин-Вэлли Октябрь 1955

27

Мерри вздрогнула, когда чужая рука упала ей на грудь. Ее сестре Кэти, которая была лишь на два года старше нее, снова снились тяжкие сны. Мэри осторожно убрала руку и положила ее на кровать рядом с Кэти. Ее сестра перекатилась на другой бок и свернулась в клубок, рассыпав рыжие кудри по подушке. Мерри тоже повернулась, так что их ягодицы соприкасались на узком матрасе, и выглянула в крошечное окно, чтобы узнать, как высоко поднялось солнце и ушел ли их отец в коровник для утренней дойки. Небо, как обычно, было затянуто серыми облаками, готовыми разразиться дождем. Она решила, что может провести еще часок в тепле под одеялом, прежде чем встать, одеться и покормить кур.

Напротив нее тихо похрапывала Нора, которая делила матрас с самой старшей сестрой Элен. Когда мозг вполне проснулся, Мерри ощутила радостное предвкушение и вспомнила его причину.

Сегодня наступил день, когда должны были включить электричество. Им предстояло переехать через двор в Новый Дом. Она наблюдала за его строительством с тех пор, как помнила себя, пока ее отец, старший брат Джо, а иногда и их соседи в свободное от работы на ферме время занимались этим делом. Если отец не был в коровнике или на ячменном поле, он находился на другой стороне двора и возводил этот самый Но вый Дом.

Мерри посмотрела на низкий треугольный потолок (она узнала о треугольниках в своей новой школе) с поперечной балкой, поддерживавшей крышу. Ей не нравилась эта балка, потому что дерево потемнело от времени и большие пауки любили устраивать там свои гнезда. Однажды она проснулась и увидела здоровенного паука, свисавшего над ней на серебристой нити. Она завизжала, так что мама прибежала в комнату, поймала паука и велела ей не быть «маленькой глупой трусихой», и сказала, что пауки хорошие и полезные, поскольку они ловят мух. Но Мерри не могла в это поверить, что бы ни говорила мама.

В новой спальне был ровный беленый потолок, на котором было легко замечать любую паутину и убирать ее, пока пауки не успели обжиться. Мерри знала, что в Новом Доме спать будет гораздо лучше.

Там, наверху, было целых четыре спальни, и это означало, что у Элли и Норы будет своя комната, а Мерри будет ночевать с Кэти. Мальчики – Джон и маленький Билл – тоже получат комнату, а самая большая достанется маме и папе. В животе у мамы рос новый ребенок, и Мерри молила Иисуса о том, чтобы он оказался мальчиком, чтобы они с Кэти могли навсегда сохранить свою спальню. Хотя она знала, что должна почитать и любить своих братьев и сестер, в Библии не говорилось, что они должны нравиться ей.

Мерри и Кэти недолюбливали Нору. Она была очень властной и поручала им работы, которые их самая старшая сестра Элен поручала ей самой.

Родители тоже надеялись на мальчика, на очередного крупного и сильного парня для подмоги на ферме. Руки Мерри и Кэти были слишком малы для дойки коров, а Элен интересовалась лишь поцелуями со своим ухажером, которые Кэти и Мерри видели, прячась за коровником, и сочли это занятие отвратительным. На ферме было множество других мелких работ, и отец часто называл Джона единственным полезным работником, что казалось Мерри совершенно нечестным, поскольку она больше всех присматривала за маленьким Биллом. Кроме того, она же была не виновата в том, что родилась девочкой, правда?

Кроме Кэти, любимым собеседником Мерри был Амброз, который иногда посещал дом патера О’Брайена, где мама убиралась по воскресеньям. Амброз начал учить ее грамоте еще до того, как она пошла в школу месяц назад. Она не знала, почему ее всегда направляли для уборки в доме священника вместе с матерью, но ничуть не возражала против этого. В сущности, ей очень нравилось это занятие. Некоторые ее лучшие воспоминания были о том, как она сидела перед очагом и уплетала маленький круглый пирог, только что вынутый из печи, наполненный клубничным джемом и чем-то сливочно-белым, сладким и вкусным. Теперь, став постарше, она уже знала, что такие пирожки называются пшеничными булочками. Пока она ела, Амброз разговаривал с ней, хотя ей было трудно отвечать, ведь рот был набит хлебом, а Амброз не одобрял разговоров за едой. В другие разы он читал ей сказку о принцессе, которая проспала сто лет и проснулась от поцелуя принца.

Амброз был очень добр к ней, но она не знала почему. Когда она спросила отца О’Брайена, кем он ей приходится и почему ей разрешали обращаться к нему по имени, а не называть его мистером Листером, тот