Худенький болезненный синеглазый двенадцатилетний мальчишка — именно таким запомнился Иоанну младший сын, хотя он и видел его уже взрослым. Отец жаждал встречи с ним и в то же время боялся. Слишком глубока была его вина перед своим ребенком, которого он не смог защитить от политики и незавидной судьбы.

Что бы Иоанн ни говорил жене, сыновьям, окружающим, в глубине души он прекрасно знал, что никогда не простит себе решения использовать Эвана в политической игре, ставя под удар его жизнь.

Именно чувство вины все эти годы отдаляло императора Альтаира от младшего сына, с которым, в отличие от остальных членов семьи, он лишь несколько раз осмелился поговорить по межгалактической связи. Они беседовали подолгу, обо всем на свете, но только не о том, что действительно было важно для обоих. Иоанн так и не осмелился сказать сыну одно простое, но безмерно важное слово: «Прости».

Чувство вины никогда не покидало Иоанна, хоть он и старательно скрывал его даже от самого себя, надевая маску хладнокровия и безразличия. Чувство вины перед сыном, с которым так редко бывал вместе. Сыном, который сам вызвался стать залогом перемирия. И самое страшное и позорное — император был благодарен Эвану за это. Мальчишка пожалел отца, вызвавшись сам. Иначе выбирать, кого из своих детей отправлять на Дарий, пришлось бы Иоанну. И выбор был бы заведомо не в пользу младшего. Своим решением Эван, по сути, освободил Альтаирскую империю от лишнего принца. Жаль только, Иоанн не сразу осознал, ЧТО для него сделал сын. И самое страшное — ПОЧЕМУ он это сделал.

Но кое в чем Эван все же ошибся. Он не был ненужным и нежеланным для отца. Наоборот. Он стал живым напоминанием того, что, помимо долга перед империей, его родители испытывали еще и чувства друг к другу.

В глубине души Иоанн искренне считал, что из излишне доброго и чувствительного мальчика не вырастет ни воин, ни политик, ни тем более наследник престола. Поэтому он и позволил супруге воспитывать ребенка по своему усмотрению: вместо меча — скрипка, вместо военной академии — два дополнительных года домашнего обучения. И очень удивился, когда именно Эван изъявил желание отправиться на Дарий. Занял место одного из своих старших братьев. Ведь была велика вероятность того, что в качестве залога перемирия мог вызваться Грэгори. Эван его просто опередил.

Грэгори. Император бросает взгляд на двадцатилетнего сына, который стоит здесь же, в рубке управления, и разговаривает о чем-то с капитаном.

Высокий, сероглазый, светло-рыжие волосы обрамляют утонченное, аристократически правильное лицо. Великолепный политик, воин, подающий большие надежды ученый-физик. Лучший выпускник военной академии в своем потоке. Как ни цинично это звучит, но с точки зрения престолонаследия было бы стратегической ошибкой пожертвовать таким ресурсом.

В отличие от отца Грэгори постоянно выходит на связь с Эваном. Мальчишки сумели сохранить дружбу сквозь время и расстояние — словно в укор Иоанну. Именно Грэгори первым забил тревогу, когда младший брат не вышел на связь в назначенное время.

Размышления императора Альтаира прерываются появлением в рубке рыжеволосого зеленоглазого Радиэля — старшего, двадцатитрехлетнего сына. Наследник престола лицом поразительно походит на мать. Среднего роста, коренастый, накачанный.

В отличие от Грэгори, Радиэль скорее воин, постоянно рвущийся в бой, чем политик. Бескомпромиссность и отсутствие гибкости в политических вопросах последнее время заставляют Иоанна задуматься о том, насколько мудрым правителем станет Радиэль. Успокаивает одно: рядом всегда будет верный, спокойный, рассудительный Грэгори, способный вовремя осадить брата, правильно объяснить ситуацию, успокоить. Вдвоем они идеально дополняют друг друга.

Последнее время эмоции слишком часто берут верх над наследником, и это настораживает императора. Иоанн уже догадался: Радиэль, как и его мать, перестал делать антиэмпатические инъекции, утверждая, что препарат не дает ему ощутить полноту жизни. Доводами отца о том, что будущий император должен жить разумом, а не эмоциями, он не проникся.

— Отец, я все же настаиваю! Позвольте нам с Грэгори вдвоем отправиться на Дарий. Зачем вам рисковать и лететь лично на Темную планету? Мы сами найдем Эвана, чего бы нам это ни стоило!

Верный и преданный Радиэль. Как и отец, он чувствует вину перед младшим братом. А ведь он рвался на Дарий. Да еще как! Но наследником престола нельзя было рисковать.

— Если Дэмониону так важна встреча с вами, пусть сам прилетит на базу Наоки. Мы совсем близко от нее. Это удачная точка пересечения, — вторит брату рассудительный Грэгори.

В словах сыновей есть логика, но отступать слишком поздно. Решение принято. Политический протокол запущен. Отказ от заявленного визита может быть расценен как неуважение. Зачем лишний раз нагнетать и без того сложную политическую атмосферу?

— Я ценю вашу заботу, но нам с Дэмонионом надо перейти на новый уровень политических взаимоотношений. Пора превращать затянувшееся перемирие в стабильный мир. Мое посещение Дария — это… — Иоанн пытается подобрать наиболее верное, точное слово. — Символ перемен. Показатель того, что мы готовы к сотрудничеству. В том числе и к экономическому. Дэмонион не глупец. Он прекрасно понимает: второго такого шанса уже не будет. Поэтому не думаю, что возникнут проблемы с безопасностью. Покушение спровоцирует войну, а это сейчас Дарию невыгодно.

Упрямый Радиэль не прочь поспорить с отцом, но из динамиков раздается голос командира крейсера:

— Всем занять свои места. Идем на сближение. Готовность семнадцать минут.

Император с сыновьями садятся в кресла, которые автоматически фиксируют их тела невидимыми магнитными «ремнями безопасности».

С каждой минутой оранжевая планета-спутник, испещренная многочисленными кратерами, становится все ближе, постепенно заполняя собой огромную прозрачную стену рубки. И сердце императора Альтаира невольно сжимается, ускоряя ритм. Рой навязчивых вопросов с новой силой обрушивается на Иоанна: сумеет ли он найти младшего сына на Дарии? И если да, то хватит ли у него мужества посмотреть в глаза собственному ребенку, которого, словно разменную монету, бросил в одиночестве на чужой, враждебной планете? Но главное: сможет ли сын когда-нибудь простить его?

Дарий. Адейра. Подземный город

Ненавижу! Ненавижу закрытые помещения! Стою в небольшом кабинете, где нет даже окна, в ожидании Эвана и отца Марка. Нервно отстукиваю пальцами по столу незатейливый ритм. Как же меня все-таки нервирует это подземелье! Да, здесь превосходная вентиляция, но мне все равно не хватает воздуха, пространства. Хоть бы окошечко какое-нибудь чисто для видимости организовали, все легче бы дышалось!

Из кухни доносится голос Дерека. Толстяк-землянин объясняет Анигаю, с помощью каких сенсорных кнопок кухонное пространство превращается в гостевую комнату со спальным местом. В отличие от брата Мэд не приходится ломать голову, где и на чем ей спать. Шатера с наглым видом оккупировала спальню Эвана и уже полчаса не вылезает из душа, пытаясь отмыться от дорожной пыли.