Чтобы разнести сто тысяч экземпляров этой агитки по всем квартирам округа, были выделены дополнительные «единички» и наняты, как заверила Инна, три бригады «несунов». Но я уже не верил лжетехнологам, требуя доказательств. Они возмутились и повели меня в соседний дом: там из каждого почтового ящика торчала моя газета. Для полноты картины я направился к соседней панельной башне, Инна и Боря переглянулись, но, взявшись за ручку двери, я вдруг заметил: среди физиономий кандидатов, расклеенных где только можно, нет ни одного моего портрета с броской красной подписью – «Работать без ошибок!».

– В чём дело?

– Конкуренты срывают.

– А почему только мои плакаты?

– Вы же лидер опросов! – льстиво объяснили они.

– Доклеить немедленно!

– Денег нет…

– Ждите меня в штабе! – строго приказал я и, не заходя в «панельку», ринулся к Ивану Ивановичу за «единичкой».

Потом выяснилось, проинспектированный подъезд был единственным, куда доставили мою газету «За справедливость!», а весь огромный тираж прохиндеи спрятали в бомбоубежище, их тогда оставалось ещё немало в Москве, хотя нападать на капитулировавшую Россию Америке уже не имело никакого смысла.

Рейтинги подтверждали моё лидерство, но Гаванская буквально наступала на пятки. Страна уже устала от безответственных деятелей культуры, дремавших в депутатских креслах, и любой неведомый кандидат, толково рассуждавший о расселении коммуналок, мог заткнуть за пояс любую экранную знаменитость. Тогда я для верности решил пойти на политический сговор и, пользуясь личным знакомством, встретился с Зюгановым, чтобы объяснить: кандидат от КПРФ Микитин идёт третьим, сильно отставая, шансов у него никаких. Но если он снимет свою кандидатуру в мою пользу, то «яблочнице» не поможет никакой вброс «беллютнёй». В результате в Гордуме появится не очередная гормональная либералка, а человек с государственно-патриотическими взглядами, близкими коммунистам. Это же очевидно! Зюганов в ответ тяжело улыбнулся:

– В жизни одна логика, а в партии другая… К тому же, Юрий, ты хороший писатель. Зачем тебе политика? Пиши книжки! Микитин пойдёт до конца.

– Но ведь он же проиграет.

– Не важно.

– Цель – ничто, движение – всё?

– Молодец, истпарт знаешь!

Ночью, накануне дня тишины, мои политтехнологи отчудили, густо обклеив район мерзкими карикатурами на Гаванскую, выполненными с помощью фотошопа, мало кому тогда известного. С листовки смотрела настоящая кикимора, а ниже стояла глумливая до неприличия подпись. Мне позвонили из избирательной комиссии и строго предупредили: в случае моей победы предстоит серьёзное разбирательство, чреватое отменой результатов.

– Зачем вы это сделали? – орал я на Борю с Инной.

– Люди Гаванской срывали ваши портреты. Мы отомстили… – объяснял Боря, отводя глаза.

Тогда я бесился, недоумевая, и лишь потом специалисты мне растолковали: скорее всего, мои политтехнологи сговорились со штабом соперницы и за хорошие деньги крупно меня подставили на случай победы, давая повод её оспорить.

В день голосования, судя по опросам на выходе, я лидировал с тем же отрывом в 1–3 процента в зависимости от района. Но вдруг за час до вскрытия урн вялая явка взрывообразно активизировалась, словно вокруг сбросили на парашютах дивизию избирателей, причём почти все «десантники» дружно проголосовали за Гаванскую, и она мгновенно обошла меня почти на десять процентов.

На следующий день мой штаб бесследно исчез, оставив множество долгов, не заплатив ни копейки даже водителю, работавшему два месяца на износ. Рассчитываться пришлось мне, отрывая из семейного бюджета, так как и у «Реалистов» внезапно кончились «единички». Когда я потом рассказывал сведущим людям, что не заработал на избирательной кампании ни копейки, а, наоборот, даже понёс убытки, – надо мной дружно смеялись.

Прошло лет семь. После презентации в Доме книги на Новом Арбате моего нового романа «Грибной царь» ко мне, дождавшись, когда читатели разойдутся, приблизилась интеллигентного вида женщина и взволнованно призналась:

– Юрий Михайлович! Вы мой любимый писатель и должны знать… Я была тогда в избирательной комиссии 196-го округа. Победили вы! Но нас в последний момент заставили бюллетени неявившихся вбросить за вашу соперницу. Дали денег, я не могла устоять, да и отказываться было опасно. Простите меня и знайте, что победили вы!

Я с лёгкой душой отпустил им этот грех. Неизвестно ещё, как сложилась бы моя литературная судьба, впрягись я в депутатскую рутину.

Дело прошлое, но тогда проигрыш на выборах я воспринял болезненно и некоторое время врачевал, запершись в квартире, уязвлённое самолюбие алкоголем, понимая, что меня попросту кинули. Иногда я спускался в магазин на первый этаж нашего дома за «недостающим звеном», если воспользоваться выражением моего персонажа из пьесы «Как боги…». На стенах повсюду ещё виднелись не соскобленные дворниками агитационные листовки. Среди прочих многообещавших лиц можно было отыскать и мою самоуверенную физиономию на плакате со слоганом «Работать без ошибок!». Вздохнув, я брал две ёмкости вместо одной и мстительно напивался. Конец алкогольному самолечению положила бутылка палёного польского «Абсолюта»: моральные муки померкли перед физическими страданиями. Новый, 1998 год я встретил в постели с тяжёлым пищевым отравлением, но отделался лишь лёгким испугом: именно в ту пору, выпив случайной водки, умер прямо в автобусе очень талантливый писатель, автор «Реалиста» Володя Бацалев.

Выздоровев, я уехал на месяц в Дом творчества «Переделкино», чтобы без помех «вернуться» в повесть. Есть такие заповедные места, где небесная творческая энергия буквально растворена в воздухе – настраивай внутреннюю антенну и лови архетипы. В прежние времена надо было заранее писать заявление в Литфонд, дожидаться своей очереди, добиваясь, чтобы тебя определили в новый корпус с удобствами в номере, а не в старый, где комфорт остался на послевоенном уровне. (Быт и нравы советского Переделкина подробно описаны в моём романе «Весёлая жизнь, или Секс в СССР».) Но зимой 1998-го всё было уже совсем по-другому. Писатели обнищали, из властителей дум превратившись в чудиков с печатными машинками. Путёвки резко подорожали, поэтому комнаты пустовали: плати, заезжай, живи, твори или води к себе девушек. В одном из номеров поселился торговец современной татарской живописью, в другом – молодой бизнесмен, продававший оптом вина из крымских подвалов. Я после польского «Абсолюта» навек отрёкся от спиртного, но не устоял перед бокалом чёрной, как дёготь, малаги времён севастопольской страды. Напиток был настолько хорош, что поколебал моё решение исключить алкоголь из жизни навсегда.

Каждое утро я бегал на лыжах по заснеженному переделкинскому лесу, изрезанному прилежными просеками.

От советских кроссов на сдачу нормативов ГТО осталась разветвлённая многокилометровая лыжня, отмеченная указателями и красными матерчатыми бантиками, которые каждую зиму привязывали к опушённым веткам. После снегопадов умельцы с базы «Буревестник» заново прокладывали профессиональную лыжню.