— Повелительница, не хочу обидеть тебя… Но ты помнишь, что уже не та, в кого когда-то влюбилась душа Олловейна?

— Конечно нет. Я выросла, как дерево. — Эмерелль повернулась к юной эльфийке. — Здесь, — она положила руку на обнаженную грудь, — здесь все то же самое, что он когда-то любил во мне. Все то… — Ее губы задрожали. — Я… Я знаю, что изменилась. Я должна была измениться… Я… Думаешь, он не узнает меня потому, что я стала королевой? Потому, что эта ноша возвела стену между нами? Я не могу снять корону… Не теперь! Это было бы предательством по отношению к Альвенмарку. Поверь мне, я сделала бы это с удовольствием. Ты знаешь, что я завидую тебе? Тебе и твоей свободе, возможности ездить по лесам в качестве странствующего рыцаря. И возможности отвечать только перед самой собой. А меня изнуряют обязанности… Посоветуй мне. Что делать, Обилее? Принести свое счастье на алтарь Альвенмарка?

Молодая воительница не знала что сказать. До сих пор она полагала, что возможность управлять историей нравится Эмерелль. Никогда эта эльфийка не казалась пленницей короны.

— Может быть, тебе стоило бы разок покинуть замок. Эти давящие тени убивают радость, почти не позволяют улыбаться от чистого сердца.

— Ах, дитя! Как я могу уйти? Внизу, в Зале падающей воды, находится дверь, через которую приходят тени. Я должна быть рядом. Пока что сюда попадают лишь отдельные ингиз. Но что, если плотина прорвется? Если тени, как волна тьмы, прольются на нашу страну? Это я оборвала одну из нитей в сети троп альвов. Я должна оставаться здесь. Такова моя судьба.

— Ты сказала, что-то от юной Эмерелль все еще живо в тебе, повелительница. Скрыто под годовыми кольцами столетий. Возможно, есть способ позволить Олловейну узнать тебя. Без слов.

Королева подавленно опустила голову.

— У него нет воспоминаний о тех временах. Так получается, когда ты рождаешься снова. Ты возвращаешься чистым листом. Свободным от груза прошлого.

— Но ты сказала, что чувствуешь его возвращение сердцем. Похоже, между вами существуют незримые узы. Не думаешь ли ты, что в нем тоже что-то тлеет? Что-то, что находится по ту сторону воспоминаний его разума? Может быть, сердце тоже может вспомнить?

Эмерелль вздохнула.

— Да ты поэт, Обилее. Воспоминания сердца… Что должно вспомнить сердце?

Воительница беспомощно пожала плечами.

— Твой аромат? Твою одежду, звук твоего голоса? То, что вы ели? Было ли блюдо, которое он особенно любил?

— Мы перешли к воспоминаниям желудка?

— Повелительница! — Вот она снова холодная, насмешливая Эмерелль. Наверняка именно эта черта не давала Олловейну возможности вспомнить их былую любовь.

Королева провела рукой по длинным волосам.

— Прости меня. — Она произнесла эти слова так тихо, что Обилее едва разобрала их. — Ты коснулась больного места. Я могу плести чудеснейшие заклинания, но не умею готовить. Фальрах хоть и ел это, но дразнил меня. Подкалывал. И я тоже могла смеяться над его шутками. Хотя его слова иногда звучали грубо, его улыбка смягчала все слова. — Она закрыла глаза. — Кое-что я помню настолько отчетливо, как будто это было вчера. Лукавые искорки в его глазах, когда он рассказывал, что полусырая заячья ножка с подгоревшим луком — его самое любимое блюдо из всего, что я готовлю.

— Так приготовь это для него еще раз, — ответила Обилее, но мысленно унеслась к фонтану перед тронным залом. Значит, таинственным возлюбленным Эмерелль был Фальрах. Интересно, она сознательно выдала свою тайну или так глубоко задумалась, что даже не заметила, что не имя Олловейна сорвалось с ее губ?

Эльфийская владычица по-прежнему задумчиво играла волосами.

— Я выставлю себя на посмешище перед кухонными кобольдами, если прогоню их от очагов, чтобы приготовить подгоревшую недопеченную пищу.

— Чего стоят эти насмешки, если тебе удастся снова разжечь искру любви?

Эмерелль вздохнула.

— И что насчет твоей одежды? Что ты носила?

Королева снова закрыла глаза.

— Охотничий костюм из светло-красной кожи. Это было практично, поскольку на нем были плохо заметны пятна крови. Я часто латала его. Кожа совсем истрепалась. Я выглядела в нем довольно лихо. На левом плече у меня была толстая полоска кожи. Там сидел Златоокий, мой сокол. Он оставался на своем месте, даже когда я неслась на лошади, низко пригнувшись к гриве. Ему это нравилось.

— Тогда надень этот охотничий костюм снова, повелительница.

Эмерелль взглянула на воительницу.

— Ах, Обилее. Он давно превратился в пыль, столько столетий повидал. На каждую ночь, что мы проводили вместе, приходились тысячи ночей без возлюбленного.

Она подошла к выступу, на котором стояли дюжины маленьких хрустальных флаконов. Играя, провела пальцами по бутылочкам. Открыла одну из них и нанесла немного духов на шею впереди и сзади. В нос молодой эльфийке ударил тяжелый абрикосовый аромат. Эмерелль взяла другой флакон, немного капнула на палец и провела им по срамному месту. К абрикосовому аромату примешался запах сандалового дерева.

— Повелительница, любая дама при дворе одевается в страстные ароматы и дорогие шелка. Отважься быть иной. Поищи Эмерелль с соколом на плече. Покажи Олловейну ту женщину, которую любил в ней Фальрах.

Флакон выскользнул из пальцев королевы и разбился о каменный пол.

— Ты… ты знаешь его имя!

— Повелительница, ты сама назвала его.

— Никогда. Я… — Эмерелль запнулась.

Аромат сандалового дерева висел в гардеробной. Никогда прежде Обилее не видела правительницу Альвенмарка настолько расстроенной. Королева быстро моргала, борясь со слезами.

Воительница нерешительно подошла, переступила через осколки и обняла Эмерелль. Та зарылась лицом в плечо Обилее. Спина королевы вздрагивала.

— Ты никому не должна говорить, слышишь? Никому! Они расскажут ему, чтобы ранить меня. Может быть, они даже убьют его, чтобы задеть этим меня.

— Но, госпожа, кто же может такое сделать?

Эмерелль высвободилась из объятий и неопределенно махнула рукой.

— Их так много там, снаружи, тех, кто хотел бы видеть мое падение. Так много! Даже эльфов. — Она опустилась на колени, собрала в ладонь осколки разбитого флакона. — Протяни мне левую руку, Обилее. Ту руку, которая идет от сердца.

Словно в трансе, молодая эльфийка повиновалась. Аромат сандалового дерева оглушал, а во взгляде королевы было что-то требовательное. Эмерелль схватила ладонь Обилее. Той рукой, в которой были осколки. Их пальцы сплелись. Воительница почувствовала короткую боль от укола. Несмотря на то что окна и двери были закрыты, юной эльфийки коснулся порыв ледяного ветра. Слишком холодно для летнего вечера. Может быть, там, в углу, притаилась тень?

— Поклянись мне своей кровью, что имя, которое ты узнала, никогда не сорвется с твоих губ.