Его пальцы закончили завязывать один бантик и переместились, словно бы по собственной воле, к другой туфле.

– Да к тому же, ты еще слишком мал, чтобы пиво пить, – сказал он. – Я собирался сказать, когда ты меня перебил, что мы с тобой могли бы позавтракать где-нибудь, а потом поехать к вам домой, чтобы убедиться, что с твоей мамой все в порядке. – Он закончил завязывать шнурки и поднялся, ощущая себя слабым и хрупким. Кофе лежал в желудке, словно ведро дорожной битумной смолы. – Ты готов идти? Хорошо бы нам попасть туда раньше ее. Мы будем спешить, а она не будет, и, надеюсь, у нее хватит здравого смысла заставить таксиста объехать вокруг квартала разок-другой, но в любом случае она нас опережает. Пойдем.

– А если я не хочу идти… – начал было мальчик, но умолк и попятился, как только Оззи обратил к нему тяжелый взгляд.

– Пойдем, – мягко повторил Оззи.

Оливер несколько мгновений смотрел на него; потом опустил вызывающе вздернутые плечи и, снова сделавшись мальчиком, вышел из номера вслед за дедом.

Ханс пребывал в крайнем раздражении, и у него были для этого все основания.

Полицейские, когда он подошел к двери на их отчаянный стук, самым натуральным образом направили на него пистолеты – в наихудшем стиле Джона Уэйна! – но убрали оружие, когда он открыл дверь и уставился на них в полусонном изумлении, и теперь он дрожащими руками готовил себе кофе в крохотной кухоньке и был чуть ли не благодарен этому старому маразматику, приемному отцу Дианы, за то, что тот дал полицейским его, Ханса, описание. Судя по всему, не опознай они в нем «сожителя» Дианы, то надели бы на него наручники и швырнули бы лицом на пол!

Он посмотрел поверх кухонной стойки на двоих полицейских, стоявших на залитом солнечным светом коврике перед окном, выходившим на улицу.

– Ребята, хотите кофе?

Старший из копов, Гулд, окинул его пустым взглядом и покачал головой:

– Нет, спасибо.

– Хм… – Ханс смотрел, как струйка кофе стекала в стеклянный кофейник, заполняя его паром. – Это же сумасшедший дом, – продолжал он, стараясь говорить помедленнее и без заискивающих интонаций в голосе. – Старик – и братец Дианы тоже – считают, что она египетская богиня Изида.

– Их религиозные представления нас не касаются, мистер Ганси.

– Чудесно. – Ханс пожал плечами и энергично кивнул головой. – Я ведь уговаривал их той ночью обратиться в полицию.

– Да, вы говорили.

Гулд кивнул в сторону окна.

– Кажется, Гамильтон увидел такси.

Ханс обошел вокруг стойки и вместе с полицейскими посмотрел в окно. Один из полицейских второго наряда стоял около своего автомобиля, припаркованного у тротуара, и пристально смотрел куда-то в сторону Сивик-сентер-драйв. Через несколько секунд рядом с полицейской машиной остановилось желтое такси, откуда вылезла какая-то толстуха.

Ханс раскрыл было рот, чтобы сказать, что это не Диана, но тут увидел лицо женщины, замигал и протер глаза. Нет, это была все же Диана, но она подложила себе что-то сзади в трусы, и на живот под рубашку, и выглядела не только толстой, но и беременной.

– Да, – растерянно сказал он, – это она.

Полицейский, дежуривший снаружи, Гамильтон, подошел к Диане, когда та расплачивалась с таксистом, и теперь провожал ее в дом.

Такси уехало, Гамильтон и Диана быстро шли по тротуару к входной двери, а Ханс еще пуще злился из-за того, что, похоже, Диану нисколько не взволновала назойливость полицейских. «Конечно, внимание со стороны людей в униформе…» – подумал он.

Старший из полицейских протиснулся мимо Ханса и открыл дверь. Диана и Гамильтон вошли в комнату и принесли с собою в затхлый полумрак свежий запах газонов и мостовых. Ханс пожалел, что ее приемный отец не предупредил его о приезде полиции – он хотя бы душ принял.

– Мэм, полицейский Гамильтон, вероятно, уже сообщил вам, – обратился Гулд к Диане, – что мы получили телефонное сообщение о том, что вашей жизни угрожает опасность. Оно поступило от Оливера Крейна, являющегося, насколько нам известно, вашим приемным отцом.

– Твой маразматик-папаша, – поспешил на помощь Ханс.

– Заткнись, Ханс, – отозвалась Диана.

– Мистер Ганси, почему бы вам не посидеть где-нибудь, пока мы будем разговаривать? – не слишком вежливо сказал Гулд.

Такси завернуло за угол и выехало на Винус как раз вовремя. Оззи успел увидеть, как Диана, смешно обложенная какими-то подушками, входит в дом, вздохнул и облегченно откинулся на спинку черного винилового сиденья.

– Похоже, с твоей мамой все в порядке, – сказал он через плечо Оливеру, сидевшему на заднем сиденье.

– Здесь воняет, будто набздел кто-то, – заявил мальчик вместо ответа.

Водитель, по виду которого можно было предположить, что когда-то он занимался боксом, сердито глянул на мальчика в зеркало заднего вида.

– Подъехать туда?

– М-м… – Вести мальчика в дом было нельзя – там в любой момент могла начаться стрельба или что-то в этом роде, – но и если оставить его одного в машине, он, скорее всего, сбежит. – Нет, остановитесь прямо здесь. Я хочу убедиться, что она уйдет вместе с копами.

– Как скажете. – Машина остановилась у тротуара, не доезжая пары домов до дуплекса Дианы, и водитель вытянул ручной тормоз.

Ханс с интересом смотрел, как Гамильтон внимательно осматривал дом – не притаились ли в какой-нибудь комнате убийцы – и мысленно фиксировал подробности, чтобы потом вставить подобную сцену в свой сценарий; нет ничего лучше собственных наблюдений.

Но когда полицейский заявил, что нужно проверить двор, Ханс так и сел и смог лишь проводить взглядом полицейского, направившегося к задней двери и спустившегося по двум деревянным ступенькам. Он лишь надеялся, что никто не заметит, как он внезапно побледнел и покрылся потом.

«Плантация конопли, – подумал он с неожиданным испугом. – Он найдет мою плантацию, и я окажусь в тюряге. Буду говорить, что знать ничего не знаю, что думал, это просто сорняки какие-то у забора выросли. А что, если меня примут за торговца наркотиками? Если узнают, что я дружу с Майком, который действительно торговец? Хантер Томпсон писал, какую жизнь устраивают в невадской тюрьме тем, кого посадили за распространение наркотиков. Нет, такого просто быть не может!»

Он поймал себя на том, что может прямо сейчас, не сходя с места, напустить в штаны. Боже, думал он, сделай так, чтобы он ничего не заметил. Боже, умоляю Тебя! Я буду ходить в церковь, я сделаю главного героя сценария христианином, я женюсь на Диане, только пусть он вернется и ничего не скажет, чтобы мир оставался таким же, каким был до этой минуты.

Он боялся взяться за чашку с кофе. Руки задрожат, и копы заметят; они обучены замечать такие вещи. И он просто посмотрел по сторонам; каждый тривиальнейший предмет вдруг показался утерянной драгоценностью, вроде как велосипеды и удочки на заднем плане старых фотографий. Он поглядел на Диану и возлюбил ее, как никогда прежде.