— Бергроув... ой, ладно!

Боб сидел и дрожал от страха — словно никогда в жизни не слышал более страшного богохульства. Он рассеянно опрокинул свой кубок, попросил еще и снова выпил — залпом. Его глотку обожгло огнем.

Тем временем завсегдатаи «Полумесяца» хохотом, топотом и свистом встретили появившихся в забегаловке подвыпивших шлюх. То были уличные кокетки самого низкого пошиба, и все же на фоне безобразия, окружавшего их, выглядели просто божественными видениями. Пьяницы тут же завели нестройную скабрезную песню.

Коли на море тихо — скоро буря придет,

Коли баб не познаешь — твоя жизнь пропадет,

Пропадет ни за грош — так и знай, так и знай,

Так что лучше гроши шлюхам ты отдавай!

Боб неприязненно поежился. В тусклом свете горящих в масляных плошках фитилей он видел, как чернеют обломанные зубы в открывавшихся и закрывавшихся ртах поющих. Даже мелодия песни казалась ему непристойной. Помимо всего прочего, ему жутко хотелось помочиться, и он, терзаемый смущением, пытался решить, удастся ли ему сделать это, не вставая из-за стола.

Уж конечно, жена лучше шлюхи любой,

Что за денежки ляжет на койку с тобой,

Но от порта до порта путь далек, путь далек,

Почему же и шлюху не купить на денек?

Хор пьяниц умолк, на смену ему зазвучал хохот, шлепки, звон монет. Только теперь Боб заметил жирного толстяка, который вошел в забегаловку вместе со шлюхами и теперь распоряжался — подталкивал девиц перед собой. «О нет!» — в отчаянии подумал Боб. Он ненавидел отвратительного сводника, но и побаивался его. Если бы он мог незаметно ускользнуть, он бы непременно так и сделал, но теперь он снова попросил браги, нервно заглотнул ее и рухнул на стул. Горло жгло огнем. Боб думал только о том, как бы скорее помочиться.

У него жутко кружилась голова, перед глазами все поплыло.

Что это был за свет?

Ката в конце концов опустилась на мягкий диван и заснула, но сон ее был подобен трансу. Открыв глаза, она заметила, что в покоях принцессы Бела Доны произошли кое-какие изменения. Дело было не только в том, что теперь на мебели и коврах лежали не солнечные, а лунные полосы, и даже не в том, что принцесса, которую раньше Ката не смогла разыскать, теперь стояла, понуро покачиваясь, между зеркалами. Нет, изменились сами зеркала. Все полотнища тонкой ткани теперь упали с них и лежали на полу, и из каждого зеркала струилось колеблющееся, неземное сияние. Принцесса стонала и раскачивалась, сжав пальцами виски.

— Принцесса!

Ката нахмурилась. Она осторожно сжала в руке цепь, что тянулась от наручников на ее запястьях. Странный свет наполнил ее страхом, когда она шагнула в круг, замкнутый зеркалами. И вот тут она увидела, что это не просто свет: в зеркалах двигались странные видения. Ката разжала пальцы, и цепь упала на ковер. Несколько мгновений взгляд девушки скользил от одного зеркала к другому. Зачарованно замерев, она смотрела на прекрасный сад, на деревья, ветви которых отяжелили сотни ярких цветов. В другом зеркале она увидела роскошный дворец, стены которого были украшены узорчатой резьбой. В третьем — вытянутый прямоугольник глубокого пруда, в котором отражалось небо, и при этом, что странно, утро мгновенно сменялось днем, день — вечером, а вечер — лунной ночью. В следующем зеркале Ката увидела принцессу, стремительно идущую по саду, а потом — принцессу за столом на пиршестве, а потом — принцессу, которая ласкала собаку, шерсть которой была окрашена разноцветными полосками — лиловыми, зелеными, алыми, синими и золотыми.

Медленно, постепенно, к Кате пришло понимание. Принцесса вступила в соприкосновение с другой своей ипостасью, со своей телесной сущностью, с которой так страстно мечтала воссоединиться. Ката ни за что не решилась бы нарушить это магическое действо. Она уже собралась незаметно отойти назад, но что-то заставило ее бросить последний взгляд на видения в зеркалах. Вот тогда-то она и увидела фонтан, посередине чаши которого стояла скульптура в виде языков пламени. А возле чаши фонтана сидел светловолосый юноша.

— Джем! — вырвалось у охваченной волнением Каты.

Она, не помня себя, бросилась к зеркалу, наступила на цепь, пошатнулась... Ее протянутая к возлюбленному рука насквозь пронзила невесомую ткань видения. Принцесса обернулась. Ее глаза ослепительно сверкнули. Вдруг все видения в зеркалах исчезли, сменились ярчайшей вспышкой света. Задыхаясь и жмурясь от режущего глаза сияния, Ката попятилась назад. Ей хотелось одного: скрыться от этого света, от этих зеркал, от этой мерцающей девушки.

Отступая, Ката наткнулась на разрисованную ширму.

С трудом держась на ногах, она ступила за ширму.

И рухнула на пол без чувств.

— Славно идут делишки нынче, а, матушка?

— Грязные пьяницы! А в моем караван-сарае...

— Старуха, забудь про свою старую лачугу!

— Что? Я там провела сорок лет моей жизни...

— Тьфу! Я же сказал, что буду тебе хорошо платить, а?

— Сказал, метис! Платить — чтобы я забыла о своей чести, о своей вере...

— Вере? Какая такая у тебя вера была, кроме веры в денежки, денежки и снова денежки? Старуха, ты только подумай: да разве можно это сравнивать! Разве ты бы предпочла прозябать где-то в глуши, когда можно нажить целое состояние здесь, в большом городе? А может, ты хочешь еще разок наведаться к своей сестрице да поглядеть, что от нее сможешь получить? Разве старина Эли не спас тебя, когда ты могла бы помереть с голоду на улице?

— Ты коварный искуситель, метис!

Сводник ухмыльнулся — с этим он не стал бы спорить.

Дела тем временем шли сами по себе. В полумраке портовой забегаловки к ногам кокоток падали монеты всех стран и народов. Одни тут же предавались с падшими женщинами страсти, а другие ожидали своей очереди. Боб был в полном отчаянии. Протолкаться к выходу сквозь толпу завсегдатаев, похоже, и думать было нечего. Боб уже дважды пытался растолкать Бергроува, но тот только что-то пьяно бормотал и снова погружался в забытье. Помимо всего прочего, Бобу не давала покоя одна мысль, угнездившаяся в его затуманенном брагой мозгу. Стараясь не попадаться на глаза Эли Оли Али, он сгорбился, втянул голову в плечи...

— Ну ладно, матушка, а как поживают наши красавчики в «холодной»?

— Ты про тех бедолаг, которых бросил помирать?

— Матушка, да разве ты не знаешь, что в любом мало-мальски приличном заведении должна быть «холодная», иначе, если вспыхнет пожар, кто же его будет тушить, как не те, кто там хорошенько охладился?

— А я слыхала, что так и так тут все может сгореть дотла!

— Пф-ф-ф! Ты что же, думаешь, я суеверный?

— Я про тебя много чего думаю, грязный метис, — буркнула мать-Мадана и ехидно добавила: — А твои несчастные сосунки отправились в Царство Небытия, Эли. Я их первым делом нынче вечером отправила на корабль смертников.