Старушка была просто в восторге. Я же пришла в ужас.

— Ну согласись, Лиззи, я здорово все придумала! А главное — какой сюрприз для тебя! Уверена: уж этого ты отрицать не станешь. Если бы ты знала, девочка, как я жду этого дня! Как я о нем мечтала всегда! Скажу тебе по секрету, Лиззи, ты даже иногда напоминаешь мне меня саму в те далекие годы, и мне очень хочется сравнить два свадебных портрета: тот, старый, кисти Кабриолани, и этот, который напишет для нас Ричард Адамс.

Ричард Адамс! Это имя, произнесенное вслух, прозвучало, как взрыв. Страх, шок, ужас — все эти слова лишь приблизительно и тускло передают мощную волну чувств, которая захлестнула меня в тот момент. Я даже прикрыла рот ладонью, потому что на миг к горлу подкатил тошнотворный ком. Я подлетела к окну, якобы мне понадобилось срочно глотнуть свежего воздуха, и высунула голову на улицу.

— Это тот… — выдавила я, — тот англичанин?

— Угадала, Лиззи, именно он, — просияла Эльспет и даже захлопала в ладоши от удовольствия.

Я посмотрела из окна вниз: земля качнулась и бросилась мне навстречу.

— Ты, значит, о нем уже слышала? — продолжала Эльспет, явно не замечая того, что я не в себе. — Вот и отлично. Я впервые заметила этого художника, когда в прошлом году ездила в Лондон. Его работы выставлялись в галерее «Октябрь».

Я тоже хорошо запомнила ту выставку. На вернисаже я умудрилась опрокинуть бокал красного вина на пиджак владельца галереи.

— А вчера в «Арахне» я познакомилась с ним лично.

Услышав эти слова, я вздрогнула.

— У него такая интересная манера письма! Он работает настолько живо и современно, но в то же время сохраняет верность традициям классической живописи.

Эльспет беззастенчиво цитировала краткую аннотацию из каталога, изданного к выставке в галерее «Октябрь», — аннотацию, которую написала я по просьбе Ричарда. Но откуда Эльспет было знать об этом?

— Живопись Ричарда Адамса просто пленила меня, — продолжала Эльспет восторженно, пока я возилась с фрамугой. — Очень многие современные художники, особенно молодые, уделяют слишком большое внимание тому, чтобы любым способом удивить, а еще лучше — шокировать публику. В работах же Ричарда Адамса есть что-то такое, что принадлежит не столько современности, сколько вечности. Он вполне мог бы состояться как художник хоть в шестнадцатом веке, хоть в двадцать шестом. У него есть дар поймать и удержать на холсте человеческие чувства, причем выражает он эти чувства в своих картинах таким образом, что те становятся понятны любому человеку. Этот художник крайне остро воспринимает действительность и умеет отобразить ее в произведении искусства с редкой в наше время пронзительностью и искренностью.

— Да-да, конечно, — не могла не согласиться я.

— Знаешь, Лиззи, что во всем этом деле самое странное? Едва лишь я увидела работы Ричарда Адамса, я сразу же сказала себе: «Как только Эрик надумает жениться — закажу портрет его невесты этому художнику». Это решение я приняла, глядя на одну из его картин. Тоже женский портрет. Как ты думаешь, на кого больше всего была похожа та женщина на холсте? Ни за что не догадаешься, Лиззи. Она — просто твоя копия!

Ну что тут поделаешь! Ох, не знала Эльспет, что на том портрете была изображена вовсе не похожая на меня девушка, а я сама. Вообще-то я позировала Ричарду для трех картин из тех, что были выставлены в галерее «Октябрь». На двух я была похожа на саму себя скорее внутренне, по общему настроению картины. Третий же портрет, запечатлевший меня у окна нашей квартиры на Тафнелл-парк, был единодушно признан всеми моими знакомыми точной копией Лиззи Джордан. Этот портрет был самой большой картиной из всех, что Ричард написал в тот год. Вполне естественно, что он стал своего рода смысловым центром выставки. Более того, репродукция этой картины была помещена на обложке каталога. Того самого каталога, который Эльспет достала из папки, лежавшей на столике у кровати.

— Вот, посмотри, каталог с той выставки, — сообщила она мне. — Ну разве не удивительно? Вы же с этой девушкой просто двойняшки.

Я не видела «Возлюбленную, № 1», как Ричард назвал картину, с тех самых пор как ее продали одной фирме, занимающейся дизайном интерьеров. В тот момент эти ребята скупали произведения искусства оптом — вроде бы для того, чтобы «напичкать красотой» офис одного коммерческого банка. Ричард еще шутил, что скорее всего его картина висит теперь где-нибудь в туалете для членов правления.

— Да, некоторое сходство есть, — осторожно согласилась я.

— У нее нос, пожалуй, крупнее, чем у тебя, — сказала Эльспет, — но, в общем-то, не в этом дело. По-моему, это больше чем простое совпадение. А для тебя, согласись, это и вовсе знак судьбы. Надо же было такому случиться, что мое внимание привлекла именно эта картина! А затем оказалось, что у меня появилась очаровательная невестка, как две капли воды похожая на девушку, позировавшую для этого портрета.

— Потрясающе.

Я приложила руку ко лбу. Мозги у меня закипали. Мне было душно, у меня начала кружиться голова. Нужно было срочно выбираться из комнаты Эльспет.

— Ну что, нравится тебе? — спросила Эльспет, ткнув пальцем в репродукцию.

Нравится ли мне портрет? Раньше нравился. Я была в восторге от него, равно как и от каждого мазка, который наносил на холст Ричард, — в каждой его картине, в каждом наброске я видела его любовь ко мне. А то, что на картине я получилась красивее, чем в жизни, я, естественно, списывала на то, что он, влюбленный, видит меня такой. Я готова была позировать ему до потери сознания, — даже когда у меня раскалывалась голова и болел живот перед этими делами, когда на лице высыпали прыщи и я выглядела так, словно не спала как минимум месяц. Я верила, что Ричарду удается проникнуть в мою душу, увидеть за несовершенством внешности по-настоящему красивый внутренний мир. Сейчас, впрочем, я уже не смогла бы с уверенностью сказать, что он там видел, когда смотрел на меня. Вполне возможно, что я была для него лишь одним из объектов, которые существуют для того, чтобы как-то сформировать композицию очередной картины. А то, что он превратил меня на картине в красавицу, так это еще ни о чем не говорит. Портрет красивой женщины можно продать быстрее и дороже, чем реалистичное изображение девицы двадцати с лишком лет, страдающей от предменструального синдрома, с прыщами и прочими недостатками.

— Ричард Адамс приедет в половине первого, — сказала Эльспет. — Я обещала ему, что к этому времени ты уже будешь готова. Так что, дорогая, отправляйся в свою комнату и начинай приводить себя в порядок. Прическа, макияж — ты должна быть неотразима.

Вот уж не думала, что это произойдет именно так. Я имею в виду свою первую встречу с Ричардом. Первую с того кошмарного дня, когда мы виделись с ним в кафе «Руж». Кто бы мог предположить, что в следующий раз судьба сведет нас за тридевять земель, на шикарной вилле в Малибу, куда его пригласят писать мой свадебный портрет?

Когда я думала о том, что мы с Ричардом можем снова встретиться, мне всегда приходили на память ситуации, знакомые по горькому опыту. В тех случаях, когда меня бросали приятели, мне в течение какого-то времени удавалось избегать встреч с ними. Затем все происходило по одному и тому же сценарию. Я натыкалась на них в самый неподходящий момент, какой только можно себе представить. Естественно, я оказывалась одетой в самый дурацкий, бесформенный, к тому же не очень чистый комбинезон, который уже отлежал свое на дне корзины для грязного белья ровно столько, сколько было нужно, чтобы с уверенностью констатировать: старинное народное поверье, гласящее «если грязную вещь засунуть поглубже и дать ей там полежать, она рано или поздно сама собой станет чистой», в корне не верно. Что же касается лица, в этот день на нем, естественно, не бывало и следа косметики. Зато цвета — хоть отбавляй. Парочка-другая прыщей, красноречиво говоривших о наступлении определенных дней месяца, позволяла безошибочно угадать, в какой фазе цикла я находилась. Волосы оказывались, разумеется, грязными и в лучшем случае затянутыми в уродливый хвостик на затылке. Впрочем, бывало, что на голове красовался ободок, надетый для того, чтобы сальные пряди не лезли в глаза. Кроме того, на животе у меня, естественно, болталось фунтов шесть лишнего жирку, а вот грудь каким-то чудесным образом одновременно усыхала и отвисала.