— Ты, между прочим, заныкала мой диск «Морчибы», — заявил Ричард, когда дело дошло до «серьезных и конкретных» обвинений. — Могла бы и вспомнить, что это я его покупал.

— Знаешь, считай, что ты отдал мне его взамен моего диска Джорджа Майкла. Он остался в плеере у тебя в студии. Ты тоже не удосужился вернуть его.

По правде говоря, этот выпад я сделала зря, потому что тут же перед моим мысленным взором предстала обнаженная Дженнифер, танцующая в студии под «Огненную страсть», льющуюся с моего диска.

К сожалению, все обернулось именно так: ругань и какие-то дурацкие мелочные упреки. Я как-то быстро забыла, что сижу перед Ричардом в свадебном платье. Долгое ожидание драматичного, пусть даже чуть излишне театрализованного момента нашей с ним встречи обернулось ничем. Ну сбежала я по лестнице в шикарном наряде. Ну, положим, я была даже красива и соблазнительна. Ну да, мне было где развернуться — вилла в Малибу была идеальным фоном, чтобы подать себя. И что с того? Я даже не смогла произнести выученные заранее слова. Ричард же, когда пришло время прорисовывать на эскизе мое лицо, только нахмурился и смотрел на меня лишь по мере производственной необходимости. В общем, для обоих встреча обернулась не потрясением, а источником раздражения.

А куда же девались наши чувства друг к другу? И существовали ли они вообще?

Я вдруг поняла, что, думая о чем-то своем, внимательно слежу за руками Ричарда, за теми самыми руками, которые когда-то гладили, ласкали меня так нежно и в то же время так страстно, что казалось — еще немного, и я зарыдаю или закричу.

Интересно, о чем думал и вспоминал Ричард, глядя на меня? Неужели он забыл, как я прикасалась к нему, как обнимала его? Неужели он забыл, как пахнет моя кожа? Мне казалось, я никогда в жизни не смогу забыть едва уловимый, поистине мужской запах, исходивший от его кожи, когда Ричард выходил из душа. Интересно, он вообще думает о чем-либо, кроме своих теней и контуров, когда смотрит на мое лицо?

Следующие два часа Ричард лишь молча водил карандашом по бумаге. За это время он всего лишь несколько раз повторил одну и ту же фразу: «Две минуты перерыв. Можешь потянуться и размяться». Заточив карандаши, он знаком требовал, чтобы я вновь села на место, и продолжал делать наброски так же бесстрастно, как если бы я была не живым и когда-то близким ему существом, а объектом для учебного натюрморта. Какой-нибудь вазой с грудой засохших апельсинов.

Все это время у меня в голове вертелись тысячи вопросов, которые я хотела задать Ричарду. Больше всего меня интересовала Дженнифер. Он, между прочим, еще ни разу не упомянул о ней. Она приехала с ним в Лос-Анджелес или осталась дома?

— Ричард, скажи, — кашлянув, произнесла я, собрав в кулак всю силу воли, — это правда, что ты…

Звонок в дверь перебил меня.

— Ну что ты сидишь? Иди открывай, — сказал Ричард.

Я набросила поверх платья халат и пошла к двери. На крыльце стоял не кто иной, как Скотт Уолкер. Увидев меня, он озадаченно нахмурился. Само собой, я немедленно предположила самое худшее.

— Брэнди просила передать вам это, — сказал Скотт, вручая мне белый неподписанный конверт.

О господи, пронеслось у меня в голове. Все понятно. Последняя воля. Завещание.

Руки у меня задрожали, ноги подкосились, и я, с трудом разомкнув губы, спросила:

— Она?..

— У нее все в порядке.

— Тогда что это?

Я поспешила вскрыть конверт.

«Крепко поцелуй того, кто передаст тебе это письмо», — было написано на листке знакомым, словно сплошь состоящим из завитков, почерком.

Я облегченно вздохнула и даже рассмеялась.

— Что-то смешное? — с улыбкой спросил Скотт.

— А вы, собственно говоря, по делу пришли или как? — вопросом на вопрос ответила я, складывая записку Брэнди. Улыбка тотчас же слетела с лица Скотта. — Я хотела сказать… Ну, просто у меня сейчас важное дело.

— Позируете для портрета?

— А что, Эльспет вам уже рассказала?

— Так позируете или нет?

Я прикрыла глаза и утвердительно кивнула.

— Ну и как?

— Кошмар, — пробормотала я.

— Это он?

— Поймите, Скотт, не я это придумала. Просто так само все получилось.

Скотт нахмурился. Затем выразительно посмотрел на диадему у меня на голове.

— Свадебный наряд с соответствующими украшениями, — пояснила я. — При полном параде.

— Выходит, я вас оторвал от позирования для свадебного портрета?

— Лично я с большим удовольствием занялась бы чем-нибудь другим.

— Лиззи, вы знаете, дело в том, что я хотел…

— А, доктор Уолкер!

Поговорить мы толком не успели. Эльспет, проявив удивительную для ее состояния подвижность и активность, буквально втерлась между нами.

— Лиззи, что же ты держишь доктора Уолкера на пороге? Заходите, заходите скорее, — улыбаясь гостю, тараторила Эльспет. — Чашечку кофе?

— Вообще-то говоря, дорогая Эльспет, я хотел предложить вам прокатиться, заодно и поговорим кое о чем, — сказал доктор Уолкер.

— Что? Прокатиться? В вашем-то «вольво»?

— Ну, я прекрасно понимаю, что эта машина несколько отличается от тех, в которых привыкли ездить вы, но…

— Главное, что мой спутник и шофер идеально подходит мне. Ну что ж, и как далеко вы собираетесь меня увезти?

— Давайте поговорим об этом уже в машине. Пусть это будет своего рода загадочное, даже волшебное путешествие. Впрочем, надолго оно не затянется. Часа полтора, может быть, два.

Скотт внимательно посмотрел мне прямо в глаза, словно желая что-то сказать этим взглядом. К счастью, Эльспет ничего не заметила. Я задумалась: неужели он сознательно пытается сделать так, чтобы я осталась дома без присмотра вездесущей миссис Нордофф?

— Пойду наброшу пиджак, — сказала Эльспет.

Скотт так и остался стоять на пороге. К сожалению, именно в этот момент в гостиную вышел Ричард.

— Лиззи, мне нужно поменять воду для кистей. Где у вас кухня?

Взгляды Скотта и Ричарда встретились лишь на мгновение, затем каждый занялся своим делом. Но в эту секунду они больше всего на свете были похожи на двух тигров, неожиданно столкнувшихся в джунглях на территории, где ни один ни второй не чувствовали себя хозяевами.

— Привет, — бросил Ричард и пошел на кухню.

Не успел он скрыться за дверью, как Скотт спросил:

— Это он?

— Ну он, — подтвердила я.

— Я представлял его себе совсем другим.

— Я тоже. В том смысле, что никогда раньше он не выглядел так хорошо.