Дорога резко свернула вправо, лес оборвался, и Аргунов, вслед за Джамалудином, вышел на скальный карниз. Далеко вперед, сколько хватал взгляд, простиралось огромное, с совершенно вертикальными стенами ущелье. Конец ущелья имел форму подковы и уходил, тоже вертикально вверх, к тому месту, где они стояли. Казалось, будто гигантское копыто наступило на горы и выдавило в граните след глубиной с половину Останкинской телебашни. Метрах в десяти под Аргуновым из стены ущелья, как из крана, вырывалась текшая под землей речка и летела вниз пенным водопадом. Гора по левую сторону ущелья формой походила на мышь.

Они прошли двенадцать километров и сделали это налегке: рюкзак Аргунова был почти пуст. Полковник с удовольствием бы отдохнул, но он не сказал ни слова и не пожаловался, когда Джамалудин, постояв, повернулся и пошел обратно в лес.

Отряд снова рассредоточился и начал огибать ущелье по похожей на зайца горе, когда Джамалудин остановился и поднял руку. Аргунов насторожился. Рация в его ухе пискнула и пробормотала несколько слов, и полковник ту же, наоборот, расслабился, и зашагал вместе с другими к шедшей верхом тропе.

Вскоре он вышел к тому месту, которое и обнаружили разведчики. Посереди густого леса виднелось пепелище от костра. Место было пусто уже дней пять, и по внешнему виду трудно было определить, кто тут ночевал.

– Наши или боевики? – спросил Аргунов.

Джамалудин ткнул пальцем в банку из-под тушенки, валявшуюся неподалеку, и сказал:

– Боевики. Свинины нет.

Белокурый Хаген, долго шарившийся в кустах, наконец вышел к кострищу. Он нес двумя пальцами что-то, настолько тонкое, что Аргунов даже с расстояния в метр не мог ничего разглядеть, и только когда Джамалудин взял это «ничего» из рук Арийца, Аргунов разглядел, что это тончайшая полимерная нить, не шире паутины.

– Видел такие? – спросил Джамалудин.

– Только слышал, – ответил бывший «альфовец».

– Вот они этой штукой, – сказал Джамалудин, – обматывают весь лагерь. В пятистах метрах, в шестистах. Эта штука по периметру, а у боевика в ухе приемник. Если ее кто оборвет, приемник пищит.

Джамалудин выбросил нить, прибил ее каблуком и добавил:

– Святое место изгадили. Что, других мест нет?

На месте лагеря боевиков они наконец разбили привал, и Аргунов сел мешком под деревом, а Джамалудин собрал своих людей, чтобы сделать намаз.

Он не очень был доволен приездом Аргунова и еще меньше он был доволен тем, что Аргунов был отнюдь не единственный федерал, появившийся в Бештое перед визитом вице-премьера.

Этих федералов прислали чертову кучу, – сначала пятьдесят человек, потом еще сто, потом двести, – сначала Пензенский ОМОН, потом вэвэшников, потом еще каких-то ребят из Ставрополя, и теперь через каждые сто метров в городе стоял патруль, и патрулями беда не ограничивалась.

На следующий день после приезда ставропольцы подошли к круглосуточному киоску и попросили водки. «А деньги?» – спросили их, и ставропольцы вместо денег выпустили по киоску очередь. Через три дня пензенский ОМОН, напившись, поехал ночью на кладбище, чтобы выразить сочувствие погибшим в роддоме. Они выразили сочувствие и выпили на могиле водки, а потом взяли с этой могилы пушистого мишку и начали им играть в футбол. Люди Джамалудина подъехали как раз к середине первого тайма: дело чудом не кончилось резней.

Но самая неприятная история случилась четыре дня назад. Люди Джамалудина сидели в горах, в засаде: у них была наколка, что в этом месте пройдет Арсаев. Вскоре разведчики доложили о передвижении двадцати вооруженных людей. Джамалудин уже собирался отдать приказ о стрельбе, когда в последний момент по рации его предупредили, что это – группа спецназа ГРУ. Спецназовцы прошли мимо, никого не заметив.

Джамалудину не понравилось такое совпадение.

Расстрелянный русский спецназ вряд ли сошел бы ему с рук.

Та к или иначе, Джамалудин закончил намаз и, заметив, что сорокапятилетний полковник сильно устал, велел сделать привал. Они сели там же, где пять дней назад сидели боевики, и в тушенке, которую они ели, тоже не было свинины.

Место было очень красивое. В седловине между горами было порядочно влаги, и стволы деревьев, покрывавших склон, казалось, дотягивались до самого неба. Ветви их еще не покрылись зеленью, и лучи солнца, бившие сквозь зеленые почки, были как струны арфы, натянутые между небесной и горной твердью. В отдалении виднелась гора, похожая на мышиную тушку, и на мордочку горы село облако.

– А почему это святое место? – спросил Аргунов.

– Здесь давным-давно жил один устаз, – ответил Джамалудин.

– На горе?

– Горы еще не было, – сказал Арзо.

Аргунов чуть повернул голову. Чеченец небольшими глотками пил из фляжки воду. Несмотря на заправленный за пояс рукав, он покончил с едой аккуратно и быстро.

– Устаз, который жил здесь, – сказал Арзо, – был такой святой человек, что не только люди, но даже звери становились его мюридами, и он учил их жить так, как велит Аллах. Однажды к нему пришла мышь, и попросила сделать его большой-большой. «Я очень маленькая, – сказала мышь, – и кошка все время гоняется за мной. Я хочу стать такой большой, чтобы никто не мог меня съесть». Устаз ответил, что он только наставляет на пути к Аллаху, и что это не в его воле, сделать кого-то большим или маленьким, но мышь не отставала. Тогда устазу это надоело, и он сказал: иди завтра к подземной речке, которая течет неподалеку от моего жилья, и, когда солнце взойдет над вершинами гор, выпей там глоток воды. А потом приходи ко мне, и стань моим мюридом. Но только смотри, не забудь: пей не больше глотка. Мышь так и сделала, как велел ей праведник. Она пришла на рассвете к речке, к тому самому месту, где она вырывается из скалы, и сделала один глоток.

После этого она посмотрела на себя и увидела, что она стала гораздо больше, размером с зайца. «Конечно, я теперь больше, – подумала мышь, но ведь и зайца ловит лиса. Лучше выпить еще». Она сделала глоток и стала размером с барана. «Это хорошо, что я теперь размером с барана, – подумала мышь, – но ведь и барана может задрать волк. Почему бы мне выпить еще?» Она сделала еще один глоток и выросла снова. Теперь она была размером в добрую корову. «Конечно, корова – крупное животное, – подумала мышь, – но ведь корова становится легкой добычей рыси, если та вцепится ей в шею. Почему бы мне не стать еще больше». И мышь сделала еще глоток, и еще один, и в конце концов она выпила столько, что стала размером с гору.

Она не могла уже больше пошевелиться и лежала мордой к западу, а когда солнце взошло на середину неба, к ней подошел устаз и сказал: «Когда ты стала размером с барана, ты испугалась, что тебя сможет задрать волк, который меньше барана, а когда ты стала размером с корову, ты побоялась маленькой горной рыси, которая немногим больше домашней кошки. Теперь никто не сможет тебя задрать, но каждый сможет тебя топтать безнаказанно, и ты не сможешь даже пошевелиться. Тебе не суждено стать моим мюридом. Та к и лежи здесь, чтобы все помнили, что храбрость важнее размера».