– Мои люди патрулируют границу, – сказал Джамалудин.

– Послушай, Джамалудин, – сказал начальник УФСБ, – границу патрулируют федералы. Они не нуждаются в твоей помощи.

– Федералы не патрулируют границу, – сказал Джамалудин, – все, что они делают, они стоят на дорогах, по которым возят нефть, и берут за проезд. Если по дороге могут пробраться боевики, а нефть по ней не проедет, федералы не стоят на такой дороге. Поехали со мной, и я покажу тебя три дороги на ту сторону хребта, по которым пройдет даже пятилетний ребенок. Чечены пять лет таскали через границу людей, и федералы ничего не могли сделать. Если они гонят человека, ему достаточно свернуть в кусты, и они никогда не будут преследовать его. Они доложат, что он ушел.

– Послушай, Джамал, – сказал глава МВД, – не один ты сражался против чеченов. Ниязбек дрался ничуть не хуже, а Сапарчи потерял там брата. Но все они распустили свое ополчение.

– Ниязбек живет в Торби-кале, – ответил Джамалудин, – а я на границе. Мои люди будут патрулировать границу, потому что мне надоело, что людей из моего района воруют, как сено в колхозе.

Тогда начальник УФСБ улыбнулся и сказал:

– Хорошо, Джамалудин Ахмедович, делай, что хочешь. Только соблюдай приличия. Ты и твой брат – и так хозяева Бештоя. Запиши своих людей в СОБР, а тебя мы сделаем командиром СОБРа, и бегай по горам, сколько хочешь.

– Ты что, мне предлагаешь мусором стать? – рассмеялся Джамалудин, и все присутствующие засмеялись тоже, хотя половина из них были генерал-майоры, а другая половина – генерал-лейтенанты.

Встреча эта кончилась конфузом, а когда все расходились, к Джамалудину подошел человек по имени Федор Комиссаров. Он был начальник отдела по борьбе с терроризмом в ФСБ и сейчас он возглавлял комиссию, которая сидела в Нальчике. Он приехал в Торби-калу специально, чтобы познакомиться с Джамалудином.

– Не обращай внимания на этих уродов, – сказал Комиссаров, – ты помог России, и она этого не забудет. Нам есть о чем поговорить.

Джамалудин пообедал в тот день к Комиссаровым. Обед этот плавно перетек в ужин, а ужин на следующий день перетек в завтрак. Потом Комиссаров приехал в Бештой и тоже пробыл там пять дней. Он почти не расставался с Джамалудином и настоял на том, чтобы спуститься на лыжах с Ялык-тау. Они добрались на подъемнике до высоты в три тысячи метров, и дальше проехали еще метров пятьсот на «Ротраке». Был апрель, внизу уже вовсю цвела весна, а здесь, на высоте в три с половиной тысячи, стеклянная глазурь льда еще облицовывала хребты и вершины, и воздух был прозрачен до того, что вдали, в трехстах километрах, можно было видеть сине-зеленый Каспий.

Через месяц Комиссаров снова вернулся в Бештой. Он привез с собой наградной пистолет от самого президента Российской Федерации, вручил его Джамалудину и сказал:

– Джамалудин, я подал бумаги, чтобы тебе вручили Орден Мужества. И еще я хочу, чтобы твои люди сформировали отдельную спецгруппу. Такую же, как спецгруппа «Юг».

Джамалудину вовсе не нужен был орден, врученный ФСБ. Он сразу представил себе, что его старший сын может найти этот орден и спросить, что за организация выдала его отцу. Но Джамалудин не стал обижать Комиссарова, а просто вежливо сказал:

– Я не хочу ни от кого получать приказы.

– Но твой тесть Арзо получает от нас приказы, – возразил Комиссаров, – и не считает это зазорным.

– Арзо сдался в плен, а я нет, – ответил Джамалудин.

Федор Комиссаров был сильно раздосадован этим разговором и уехал к себе в Нальчик, а бумаги на орден куда-то затерялись.

Джамалудин продолжал ходить по горам. На западе его отряды доходили до Бараньего туннеля, который соединял Северную Аварию с Южной. По этому туннелю гоняли спирт, и люди Джамалудина завели привычку забирать чужие спиртовозы, а потом они загоняли их на заводы Кемирова, и тот разливал из чужого спирта свою водку. Это дело не очень одобрялось владельцами спиртовозов, а это были влиятельные люди.

Вот прошло полгода после разговора Комиссарова и Джамалудина, и Заура Кемирова вызвали в Москву. Там, в высоком кремлевском кабинете, его встретили двое. Замглавы администрации президента, который считался правой рукой самого президента, и Федор Комиссаров, который опять-таки считался однокашником и чуть не побратимом замглавы.

Заура приняли очень хорошо. Несмотря на то, что в предбаннике сидела целая толпа, Заура сразу провели в кабинет, и когда он зашел, он увидел здоровенную комнату с блестящим паркетом и тяжелой дубовой мебелью, и невзрачного человека под сенью трехцветного знамени.

Впрочем, невзрачный человек тут же вышел из-за стола и крепко пожал Зауру руку, а затем он предложил всем сесть за маленький столик, окруженный тремя вздутыми креслами, и даже вынул из сейфа бутылку отличного коньяка.

– Мы очень обеспокоены ситуацией в республике, – сказал замглавы администрации, – я тут получил от Федора ряд цифр. Вот я посмотрел: после отпора, данного чеченцам, дотации республики возросли втрое и достигли двух миллиардов долларов, а что получил Бештой?

Заур помолчал, а вместо него ответил Федор Комиссаров:

– Ничего, – сказал Комиссаров.

– Как-то странно получается, – заметил замглавы администрации, – против чеченцев сражались люди вашего брата, а деньги за это получил президент Асланов.

Заур Кемиров хотел сказать, что они сражались против чеченцев не для того, чтобы получить за это деньги, но в этот момент Федор Комиссаров резко воскликнул:

– Он думает, мы в Москве тут идиоты сидим? Или мы не знаем, кому обязаны победой? Если бы не ваш брат, мы бы потеряли республику! Если бы ваш брат послушался вашей бестолочи президента, наши пограничники сейчас бы стояли в Краснодарском крае!

Зауру Кемирову было очень приятно слышать такие слова. Нечасто Москва ругала президента Асланова.

– Как вы вообще выживаете?

Заур Кемиров вздохнул. В это время рынки в Бештое еще не так развернулись, и город выживал потому, что Заур Кемиров содержал его на свои налоги. Это были очень неплохие налоги, и к тому же Заур в отместку не платил ни гроша в республиканский бюджет, но все же Заур был не настолько богат, чтобы содержать целый город, а в придачу к городу – двести человек, которые ничего не делали, кроме как бегали по горам и тренировались. Только оружие для этих людей стоило миллион долларов, и Заур заплатил за все это из своего кармана, потому что не было никакого смысла окольным путем делать то же самое из городского бюджета.

– Стараемся, – сказал Заур, – вот, больницу новую построили. Две школы новых.

– А вы не планировали пополнять городской бюджет за счет развития туризма? Горнолыжного?

Заур Кемиров пожал плечами. Двугорбая Ялык-тау, у подножия которой и был расположен Бештой, считалась одной из самых красивейших на Северном Кавказе. Она, правда, была на тысячу метров ниже Эльбруса, и летом снег сходил с нее почти совершенно, оставляя лишь белую кисточку на восточной, самой высокой вершине. Но этот относительный недостаток (все равно мало кто будет спускаться с верха горы-пятитысячника) искупался огромной протяженностью трасс и изобилием любимых горнолыжниками пологих склонов. На Ялык-тау можно было б кататься весь день и ни разу не повторить маршрута.