красивая! Как повзрослела! Никто не верит, что ей только четырнадцать!»

— Сядем там, у сарая?

Суль кивнула. Они сели на потрескавшиеся от старости бревна. Начать разговор было нелегко.

— Суль, я… посмотрела тут на себя со стороны и поняла, что совсем забросила вас. Все из-за моей работы.

Суль изобразила удивление. Вместе с тем, почувствовала облегчение — разговор шел о Силье, не о ней.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Да, я виновата. Вы меня совсем не видите. Я стала такой эгоисткой, Суль, думаю только о себе. Мне очень стыдно.

— Зря ты так, — выкрикнула Суль. — Думаешь, я забыла долину Людей Льда? Или как ты все время уставала, постоянно бывала озабочена? Ты никогда не жаловалась. Я помню и про твою неприязнь к домашней работе. А ты не забыла, как однажды в приступе отчаяния швырнула тряпку так, что она улетела на другой конец комнаты? От безнадежности ты швырялась посудой и едой, а мы едва успевали уворачиваться. Ты часто плакала над нашей убогой одеждой, ведь там и штопать было нечего; как ты уставала, я никогда не забуду. Нет, Силье. Но теперь-то мы счастливы, ведь тебе хорошо. И разве старшие дети не должны помогать младшим? Тебе мы тоже помогаем с радостью. Ты всегда была к нам добра, всегда находила время выслушать нас. А помнишь, как много нам приходилось работать в долине Людей Льда, как мы уставали? А ты находила в себе силы носить нас на спине… Работы было столько, что тебе некогда было даже причесаться. А в твоем взгляде вечно отражалось беспокойство.

— Так вам хорошо? — удивилась Силье. — Я и вправду счастлива, очень люблю вас всех; но мне казалось, что я слишком увлеклась работой.

— Не думай об этом, — улыбнулась Суль.

Как она самоуверенна! Наверно, потому, что очень красива. Сама Силье обладала неброской внешностью, зато у нее была масса достоинств. Но ей казалось, что это не главное.

— Суль, я…

Девочка вопросительно посмотрела на нее.

Ох, как же это сложно!

— Я… я хотела поговорить с тобой о… Мы же всегда хорошо понимали друг друга. — Помолчав, Силье продолжала: — Ты так красива и привлекательна, Суль. Но берегись мужчин. Далеко не все они порядочны.

— Ну и ладно.

— Суль! — Силье была в недоумении. — Дитя мое! Ты же не знаешь, что бывает, когда мужчина…

Суль явно потешалась над ней:

— Ты что, забыла? Я же видела, как родился Аре. Думаешь, не знаю, что это результат вашей любви? Силье, дорогая! Я все об этом знаю. И потом… Когда ты влюбилась в Тенгеля, сколько тебе было лет?

Силье покраснела:

— Мне исполнилось шестнадцать. Тенгель тогда просто околдовал меня.

— Верно. Ну и мне хочется встретить мужчину, похожего на нашего Тенгеля. Вспомни, когда этот молодой дворянин Галле стал слишком настойчив, я толкнула его в сугроб. Я сильная и могу сама постоять за себя.

— Конечно, — смутилась Силье. — Пока ты не влюбилась. Видишь ли, опасность заключается в том, что тебе нравятся большие, сильные мужчины. Может, они и хороши, но далеко не всегда знают элементарные правила вежливости. А тебя ведь привлекают именно такие. Будь осторожна, дружок! А то… волна унесет тебя, — прошептала, покраснев, Силье.

— Ладно, я буду осторожна, — беспечно пообещала Суль. — И если со мной случится несчастье… это еще не трагедия. Последствия легко устранить.

— Суль, — прошипела Силье.

— Не забывай, Ханна многому меня научила.

— Да, Ханна! Говорят, ты часто ходишь в лес и… экспериментируешь?

— Да, я должна учиться дальше, — Суль тронула свой узелок.

Все в Силье восставало от таких речей, но она пыталась сдерживать себя, иначе могла потерять доверие девочки.

— Это не опасно?

— Не волнуйся. Все будет в порядке.

— И все же я боюсь. Помнишь сказку об ученике колдуна? Он слишком рано начал экспериментировать, и колдовство взяло над ним верх?

— Со мной такого не случится. Ханна сказала, что я могу стать такой же могущественной, как она.

«Тоже мне идеал», — подумала Силье. Но промолчала. Для Суль Ханна была святой.

Глаза девушки-ведьмы засветились каким-то особым светом. Может, потому, что в них отразилось яркое солнце?

— Мне бы только найти того, кто предал весь наш род и убил Ханну…

— Ханна была очень стара. Знаешь, я часто думаю, что она держалась из последних сил только потому, что должна была передать кому-то свои знания.

— Да, — продолжила Суль. — Она пыталась уговорить Тенгеля, но он отказался. Когда я пришла, она была просто счастлива… Да, кстати. Как звали предателя? Хемминг, что ли?

— Да, Хемминг, убийца фогда. Он был порядочной дрянью. Принес нам много горя. Но его уже нет в живых. — Силье положила свою ладонь на руку девочке. — Дружок, пожалуйста, поостерегись. Время сейчас тяжелое… У них суды… Я сказала все, что хотела. Пошли в дом, перекусим. Кажется, у нас еще остался медовый пирог.

— А где Лив?

— С Дагом, во дворце.

— Я, пожалуй, схожу за ней, — сказала вдруг Суль.

— Не сейчас. Позже. — Силье было досадно. Разговор явно не возымел никакого действия на Суль.

Служка сидел на своем обычном месте в Гростенсхольмской церкви. Место было очень удобным, около хора — он мог наблюдать за всеми, но его самого не было видно.

«Фу, какие убогие людишки, — презрительно подумал он. — Вон та грубая баба и крестьянин с одной извилиной явно считают, что уже спасены. Только лучшие, самые ревностные слуги Господни имеют на это право — например, я сам».

Его худое, желтоватое лицо вытянулось в некое подобие улыбки, при этом обнажились лошадиные зубы и стало заметно, как горят фанатичным блеском глаза.

А что это там делает распутник из Нерхауга? Пялится в декольте соседки. Грех, все погрязли в грехе! Грех должен быть наказан. Служка ясно выдел, как сладострастно оглядывал крестьянин пышные формы женщины.

Служка так увлекся наблюдениями, что пустил слюну. А ведь руки у крестьянина так и чешутся. Небось мечтает о том, как бы залезть в вырез платья своей соседки, пощупать полные груди и скользнуть дальше вниз… А она? Эта порочная женщина сидит и вертится туда-сюда, соблазняя и искушая своими формами грубых мужланов.

Пошли им наказание, Господи, накажи их! Пусть горят в геене огненной. Убей их! Сорви с этой блудницы одежды, пусть обнажится ее подлая плоть. Шлюха… Распутница… Церковный служка смаковал эти ужасные слова, перекатывая их за щеками.

А, крестьянину из Нерхауга уже не терпится. Он уже мысленно насладился грудями и потянулся ниже. Вот он опрокидывает ее на церковный пол, срывает платье и совокупляется!

Служка отстранился, быстро закинул ногу