Но что у них всех общего, кроме того, что все подверглись репрессиям?

Первое: как мы только что показали, кроме Крумина В.П. в ВЧК-ОГПУ-НКВД хватало и других сотрудников с такой фамилией. В честь кого бы ни назвали Круйта, версия о том, что это могло быть в честь чекиста, вполне имеет право на существование.

Все Крумины – латыши. До 1940 г. большинство латышей, проживавших в СССР, были из числа нескольких сотен красных латышских стрелков, решивших после революции остаться в России для того, чтобы строить социализм. В 1940 г. Латвия была инкорпорирована в СССР, и в Советском Союзе всяких латышей стало несколько сотен тысяч. Как их называли «советские европейцы», они, по идее, были прекрасной «ширмой», чьими личностями можно было прикрывать советских разведчиков-нелегалов: если выдавать такого нелегала за выходца из Советского Союза, то понятно, почему проблемы с русским; если оставлять в роли европейца, то понятно, откуда акцент. Вот Круйта, плохо говорившего на русском, но прекрасно говорившего на нескольких западноевропейских языках (но, как мы помним, с сильным акцентом), и отправили в Британию под видом латыша? Но!

И третье наше соображение. С началом Великой Отечественной войны в НКВД решили вернуть Круйта в Европу, в Британию, с фамилией не просто «Крумин», а с германизированной «фон Крумин». Мы попросили перепроверить нашу догадку у шефа бюро ВГТРК в Риге Дарьи Григоровой. Она навела справки и выяснила, что таких фамилий в Латвии не бывает! Проводя аналогию с русским и английским языками, она пояснила, что это всё равно что фамилии «фон Сидоров» или «фон Смит». Таких – нет.

Короче говоря, возникает невольное впечатление, что, сознательно присвоив Круйту фамилию-парадокс, в НКВД решили посмотреть, узнают ли в нём британские спецслужбы того, кому еще в 1925 г. был запрещён въезд в Соединенное Королевство[869]. Узнали?

Узнали! Но когда узнали? Случилось это только после войны, когда в Лондоне наконец-то сопоставили дело на «фон Крумина», заведённое в 1942 г. в SOE, и дело на Вилли Круйта, которое в МИ-5 вели с начала 1920 гг. Конечно, сегодня, когда всё компьютеризировано, такая неувязка совершенно немыслима: достаточно пару кликов, чтобы сопоставить факты, а уж тем более фотографии. Но в 1947 г. во внутриведомственном письме на имя мисс Ф.М. Смолл сотрудника МИ-6 (подпись неразборчива) содержится редкий для официальной переписки восклицательный знак: «Мы впервые об этом слышим!»[870] То есть впервые слышим, что Круйт был пастором и депутатом. И это – когда он уже давно был переброшен из СССР через Британию в тыл к немцам и, скорее всего, погиб.

В SOE разве что догадывались, что перед ними – «явно знаменитый человек». Ну, например, такое описание «фон Крумина», которого в SOE назвали «самим очарованием»[871]: «Человек очень больших интеллектуальных способностей, который должен был провести большую часть своей жизни в переездах по Европе, читая лекции в разных университетах. Учёный по натуре, он, наверное, хорошо известен (он был лично знаком с Лениным и хорошо знает Неру), и его явно беспокоит, что его могут узнать в Англии или Голландии. В детстве он провёл год в школе в Англии, а свой уровень английского поддерживал путём поддержания постоянного контакта с англичанами; его знание английской литературы феноменально»[872].

На страницах этой книги мы уже не раз ссылались на ту, чьё имя на мемориальной стеле в Темпсфорде значится как «Елена Никитина». Она же – Эльза Ноффке из группы «Тоник». Напомним, что именно её фотография из TNA стала первой, которая совпала с изображением из РГАСПИ, после чего мы и предприняли всё это расследование об коминтерновцах – участниках совместной операции SOE и НКВД[873]. Также мы вспоминали о том, что вместе с Альбином Майером (группа «Кофе») она плыла из СССР в Британию на судне «Оушн Войс»[874].

В нашей следующей книге мы обязательно посвятим ей отдельную главу. Но уже и сейчас вновь вспоминаем о ней, так как именно ей принадлежит прямое свидетельство о том, что во взаимодействии с НКВД британские спецслужбы не довольствовались ролью все лишь механических «агентов по логистике». Когда в Европе «Никитину»-Ноффке взяли гестаповцы, она стала давать показания. И, в частности, немцами было записано следующее о её пребывании в Англии: «[Британские] офицеры […] проявили исключительное внимание к моей работе. [Наш] советский лидер руководитель (очевидно, Чичаев. – Авт.) также заметил это и, однажды отведя меня в сторону, сказал, чтобы я никоим образом не отвечала на эти подкаты. Мне пришлось отказать [британцам] вежливо, но определенно. В последние дни [пребывания в Британии] всё было сделано, чтобы я не разговаривала с английскими офицерами лицом к лицу»[875].

Что касается «фон Крумина», то британцы добрались до его… дневника!

В этом дневнике много таких деталей, которые можно назвать «снимабельными». В том смысле, что они пригодились бы при написании кино- или телесценария.

Ну, например, что касается путешествия отца и сына из советского Заполярья СССР в Британию, то описано, как их «сердечно приветствовали» на борту британского корабля «Бульдог» (кстати, того самого, который до этого захватил немецкую шифровальную машину «Энигма»). Описано, как с этого корабля отец и сын видели айсберги и наблюдали за боем, который немцам дал крейсер «Эдинбург» (тот самый, который потом будет потоплен, перевозя советское золото в оплату западных поставок; следствиям этого посвящена предыдущая книга российского соавтора[876]).

Ещё описано пребывание в Англии, где кроме молитвы в соборе Святого Павла были посещение кинематографа, обеды отца с сыном в венгерском, турецком, чешском и итальянском ресторанах и экскурсии в Музей восковых фигур мадам Тюссо в Лондоне и Галерею изобразительных искусств в Манчестере[877] (там они оказались, когда и их тоже отправили на курсы по прыжкам с парашютом; кстати, британские инструкторы отметили, какую смелость проявил и «дедушка»[878]).