Во рту солёный привкус, плевать, от этого ещё острее ощущается мой вкус на его губах. Я не пай-девочка и за подаренное наслажденье отвечаю тем же, доведя его до низкого гортанного стона.

Мы пьяны. Переполнены эмоциями. На разрыв. Раньше я думала, что мужчина сверху – небывалое наслаждение. Так оно и есть: ты словно находишься в его власти, а прикосновение груди к груди, губ к губам вторит замкнутому кругу. Но… на этот раз я подчинила своей воле, предоставив его взору всю себя. Стиснула ногами покрепче стальные бедра и медленно опустилась на подрагивающий член.

Пара плавных движений, заданный ритм и нарастающее наслаждение. Ощущение сильных рук на груди заставляет запрокинуть голову, подставляя как можно больше плоти под ласки. Андрей перебирает инициативу на себя - рывком поднимается на встречу и, подложив ладони под ягодицы, задает ускоренный темп, припав губами к шее. Руками сильнее прижимаю его затылок к себе, вздрагиваю от влажного следа, и одновременно выдыхаем имена друг друга. Мое «Андрееей» едва уловимое, нежное, его «Кааатя» - протяжное, насыщенное. Не спешим размыкать руки. Выравниваем дыханием, соприкасаясь лбами. Андрей неспешно перебирает руками пряди моих волос, потом скользит ими вдоль спины и, привстав, поднимает меня за собой. Опираюсь на колени, слегка кружиться голова. Слышится тихий смех. Мгновение… и я на его руках путешествую в ванную. Там всё повторяется.

Позже прошу его немого поспать перед дорогой. Не хочет:

- Я ехал сюда за рулем. Назад пускай Любимов практикуется. Ещё успею выспаться.

- Как только приедешь, позвони, сколько бы не было времени. Хорошо?

Соглашается, слегка улыбнувшись, и притягивает к себе, укладывая на бок, а сам ложиться сзади, зарывшись лицом в волосы. Я сильнее прижимаюсь спиной к горячей груди и переплетаю наши пальцы.

Время – остановись. Но оно летит.

Через открытое окно снизу слышится свист и зычное: «Андрей!». Пора…

Не люблю прощаний. Андрей тоже. Даже не хочет, чтобы спустилась к машине. Понимаю. Сквозь опущенные ресницы наблюдаю, как он одевается, и сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Сдерживаюпорыв.

- Ну, до скорой встречи, Вредина. Смотри мне, парням голову не кружить; по городу ночью не шляться! И всегда быть на связи!

- Так точно! – стараюсь, чтобы голос прозвучал оптимистично. Подумаешь, пять дней. Это не месяц. Нечего киснуть.

Напоследок - страстный поцелуй. Не могу оторваться. В его руке звонит телефон.

- Любимов, мать твою, - Андрей выглянул в окно. – Ещё пять минут!

Я так и не оделась, стою полностью голой и чувствую его каждой клеточкой.

Не хочется отпускать.

Отпускаю…

Глава 21

-… а потом за Иванченко подтянулись Ермолины и под конец, решающий удар нанесли Жулеповы. – тётя Шура горестно вздохнула, помешивая сахар.

Меня не было семь дней, а за это время на нашей улице разгорелась битва владельцев частных домов с Савельевым Петром Александровичем, который так и не отказался от идеи объединить переулок с «Рублёвкой». И всё бы ничего, если бы не плачевное состояние некоторых построек, на которые даже мне, постороннему человеку было больно смотреть.

У Иванченко, соседей сверху, старая крыша, трещина на стене с улицы. Людям нечего терять, проще переехать в квартиру и дождаться старости в нормальных условиях. У Лёни та же история: старый, перекошенный дом, принадлежавший ещё их прабабке.

Когда возле шикарных особняков находятся подобные лачуги – это до неприличия режет глаза. Не удивительно, что приспешники Савельева хотят выкупить эти дворы и отстроить на их месте коттеджи. Люди, уставшие от прессования со всех сторон, соглашаются, потому что и сами понимают – не сегодня, так завтра их дома рухнут практически им на головы.

А что делать Павловне, владелице добротного дома, построенного в восьмидесятых годах по кирпичику? Полжизни прошло в нем, человек надеется в нем и умереть. Куда ей податься к старости лет?

- Ты только представь, - продолжила Павловна, - у этих скотов ещё хватает наглости заявлять, что наш переулок образовался за счёт незаконного присвоения. Как тебе? А ничё, что нам выделили этот участок в обмен квартиры на девятом этаже? Тогда был выбор: жить в скворечнике или построится самому. И муж, и я привыкли жить на земле, а не в воздухе. Взяли заброшенный пустующий клочок земли взамен двушки и, перебиваясь по общежитиям семейного типа, пять лет строились. Ваня свое здоровье положил на угольном разрезе и вот, в итоге, какая благодарность спустя годы. Страшное время наступило. Не заметим, когда не только без домов останемся, а и в рабство продадут без нашего на то ведома.

Ей было плохо. Я молча поднялась со своего места и обняла поникшие плечи бедной женщины. Вся эта ситуации вопиюще несправедлива. Человека не только принудительно выселяют, а ещё и разрушат то, что было с таким трудом и любовью построено.

- Ничего, Катюша, прорвемся, – похлопала меня по руке Павловна. – Я ещё повоюю. Не сдамся, как говорят, без боя. Пока жива, не видать им этого участка, как своих ушей! Ты мне лучше расскажи, как прошел отдых?

- Подождите минутку! – чуть не забыла о самом главном. Выскочила в свою комнату, достала из вализы пакет со специями и  сувенир в виде огромной ракушки с выгравированным именем «Александра».

Вернувшись на кухню, вручила небольшой подарок растроганной воительнице.

- Не стоило, милая… Ну зачем было тратить деньги?

- Это мелочи. Мне радостно сделать вам приятно. А деньги… - меня с благодарностью поцеловали в щеку, – … это бездушные элементы, управляющие нашими жизнями. Я устала зависеть от них. Можно, хоть иногда, сделать перерыв.

Павловна согласилась, что так оно и есть: что всех денег не заработаешь, и если нам суждено прожить так, а не иначе - мы так и проживем.

- Ну, а отдых? Как он прошел? – всё никак не могла успокоиться она. -  Встретила там кого-нибудь? Давай, выкладывай. Вижу по глазам, что появился кто-то.

Павловна – рентген высшего качества - всё просветит и укажет на причину. А может, мои глаза действительно говорили за меня, и ей не составило труда  сложить дважды два. В любом случае, захотелось рассказать об Андрее и найти в ней поддержку.  Хочу не таится, а иметь возможность приглашать парня в дом открыто, без боязни, что могут неправильно понять.

История получилась приторно-ванильной, без подробностей и была с удовольствием проглочена.

- Эх, чувствую, в скором времени снова я останусь одна,  –