он является домой, и я лежу в постели рядом со своим мужем, который не прикасается ко мне, не разговаривает со мной, не любит меня, и притворяюсь, что от него не пахнет чьим-то чужим двадцатилетним телом. Наши дети нас ненавидят. Посмотри на моих. Уж лучше бы их воспитала собака!

Пальцами, похожими на когти, она вцепилась себе в волосы, превратив их в сумасшедший, торчащий во все стороны стог сена.

– Вот она я, здесь! Отдаю тебе единственное, что у меня осталось, саму себя, и молю пощадить мою дочь. Возьми меня. Возьми мое тело. Пользуйся, пока не захочешь выбросить его на помойку, но оставь Кори в покое. Прошу тебя. Прошу!

– Ты думаешь, что можешь заключить со мной сделку? Не очень-то соблазнительно… Ты предлагаешь обменять тело твоей дочери на твое?

Она кивнула, кроткая и ничтожная:

– Да.

Она сидела, длинная струйка соплей свисала с ее носа, капая на платье. Наконец Джеймс Харрис проговорил:

– Подойди.

Она заставила себя подняться и подошла к нему на дрожащих ногах.

– На колени, – сказал он, указывая на пол.

Патриция опустилась у его ног. Он наклонился и своей огромной рукой взял ее за подбородок.

– Три года назад ты попыталась выставить меня дураком. Теперь ты растеряла все свое достоинство. Мы наконец-то будем честны друг с другом. Прежде всего, я заменю в твоей жизни Картера. Полностью. Ведь ты этого хочешь?

Она кивнула, но тут же поняла, что ему нужно больше, и прошептала:

– Да.

– Твой сын уже любит меня. А твоя дочь принадлежит мне. Сейчас я возьму тебя, но она будет следующей. Ты пойдешь на это? Согласна ли ты предоставить мне свое тело, чтобы выиграть для дочери еще один год?

– Да.

– Однажды настанет очередь Блю. Но сначала я буду другом семьи, который помогает вдове наладить жизнь после смерти мужа. Все подумают, что между нами просто возникло естественное притяжение, но ты должна знать правду: ты сама отказалась от своей жалкой, ничтожной пародии на жизнь, чтобы занять свое место у моих ног. Я не какой-нибудь докторишка, законник или богатый маменькин сынок, пытающийся произвести на тебя впечатление. Я одинок в этом мире. Я тот, о ком вы, люди, слагаете легенды. И вот теперь я обратил свой взгляд на тебя. Когда все закончится, я усыновлю твоих детей и сделаю их своими. Но ты купила им один год свободы. Ты это понимаешь?

– Да.

Джеймс Харрис выпрямился и не оглядываясь вышел в холл и направился вверх по лестнице.

– Пойдем, – бросил он через плечо.

Через пару мгновений Патриция последовала за ним, задержавшись лишь для того, чтобы отпереть входную дверь.

В темноте верхнего этажа ее окружили голые белые стены и закрытые двери, а впереди зиял похожий на вход в гробницу черный провал.

Она переступила порог хозяйской спальни. В лунном свете стоял Джеймс Харрис. Он уже скинул рубашку.

– Раздевайся, – велел он.

Патриция сбросила туфли и судорожно вдохнула. Стоя босыми ногами на холодном деревянном полу, она чувствовала себя голой. Невозможно было сделать то, что нужно, но прежде, чем она смогла остановить себя, ее руки потянулись к спине.

Она расстегнула молнию, позволила платью упасть к ногам и переступила через него. Кровь устремилась к освобожденным участкам тела, и Патриция почувствовала головокружение. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. Мрак сгущался вокруг, а стены отступали все дальше. Она почувствовала жар, когда расстегнула бюстгальтер и сняла его. Ногой она отбросила всю одежду в угол и сверху кинула лифчик.

На обнаженной груди, животе и бедрах она ощутила прохладу чужого дома. За окном раздались безумные крики ободрения, едва слышимые, словно рокот набегающих на песчаный пляж волн, уносимый ветром.

Джеймс Харрис указал на кровать, Патриция сделала несколько шагов и села на нее. Он подошел, его силуэт четко вырисовывался в лунном свете. Широкие плечи и узкая талия, толстые бедра и длинные ноги, сильная волевая челюсть и взлохмаченные волосы. Там, где должны были быть его глаза, виднелся в темноте лишь слабый белый отблеск. Она старалась не терять с ним зрительного контакта, когда откинулась на кровати, все еще держа ноги на полу. Она раздвинула их перед Джеймсом Харрисом и почувствовала, как холодный воздух его дома целует промежность, а сквозняк ласкает и развевает ее локоны. Хозяин опустился на колени между ее ног.

Вся ее жизнь была прелюдией к этому моменту.

В свете луны женщина наблюдала, как неестественно дергается челюсть мужчины. Он оторвал глаза от ее лона, встретился с Патрицией взглядом и прикрыл рукой нижнюю половину своего лица.

– Не смотри.

– Но…

– Тебе не понравится.

Она приподнялась и мягко отодвинула его руку. Она хотела увидеть все. Глаза Джеймса и Патриции встретились, и впервые между ними не было фальши. Потом его голова запрокинулась, лицо полностью осветилось, и она увидела, как сама тьма выползает из его рта.

Он был прав. Лучше этого не видеть. Патриция откинулась назад, уставившись в гладкий, покрытый белой краской потолок, чужое дыхание зашевелило волосы на ее лобке, а затем пришла боль, самая страшная, непереносимая боль, какую она когда-либо испытывала. Боль, которую сменило величайшее наслаждение.

Глава 38

– Как думаешь, с Патрицией все в порядке? – спросила Китти, вглядываясь в зеркало заднего вида.

Они сидели в минивэне Мэриэллен на дальнем конце парковки Альгамбра-холла. Мэриэллен была за рулем, справа от нее Китти. Миссис Грин расположилась позади.

– С ней все хорошо, – терпеливо проговорила Мэриэллен. – И с тобой все хорошо. И со мной. У вас все хорошо, миссис Грин?

– Все хорошо, – откликнулась та.

– Вот видишь. У нас все хорошо. У всех все хорошо.

На этот раз Китти позволила молчанию продлиться целых пять секунд.

– Кроме Патриции, – выпалила она.

Остальным нечего было ответить.

– Семь часов, – через некоторое время раздался в темноте голос миссис Грин. – Либо мисс Кэмпбелл уже сделала это, либо слишком поздно. – Зашуршала одежда, щелкнула, открываясь, задняя дверь. – Пойдемте.

Она вышла из минивэна, подав пример остальным, и взяла с заднего сиденья красно-белый ящик-холодильник, в руках у Китти появилась большая сумка из местного супермаркета. Содержимое ящика позвякивало при ходьбе. Троица, одетая в темное, быстро пошла по направлению к Миддл-стрит. Они предпочли скорее рискнуть, что кто-нибудь заметит их на улице, чем припарковать на три часа у дома Джеймса Харриса посторонний автомобиль. В конце концов, у жителей Олд-Вилладж была привычка записывать номера машин.

Длинный темный тоннель Миддл-стрит, ощетинившийся многочисленными автомобилями на подъездных дорожках, вел прямо к дому Джеймса Харриса. Холодный ветер пробирался под верхнюю одежду. Склонив головы, женщины быстро шагали под голыми ветвями деревьев и шуршащими на ветру сухими листьями карликовых пальм.

– Вы уже купили подарки на Рождество? – спросила Китти.

При упоминании Рождества миссис Грин оживилась. Мэриэллен посмотрела на Китти искоса.

– Крупные подарки я покупаю на распродажах после Дня благодарения, – продолжала Китти. – Но планировать, кому что дарить, начинаю