Я смотрела на искусно отлитую раму, слегка коснулась пальцами теплого металла и тут заметила в зеркале какое-то движение. Взглянув туда я увидела, как стоявший за моей спиной старик вдруг подёрнулся пеленой и превратился в Астмоса, резко поднявшего руку. Я не успела обернуться, только краем глаза увидела, как рванулся ко мне Кратегус, и голубоватое, полное огня облако накрыло меня.

Мне снилась любовь… Не помню что это был за сон, и что в нём происходило, но я отчетливо запомнила своё разочарование, когда поняла, что мне это лишь снится, и я просыпаюсь. Мне было так хорошо, нежность и нега окутывали моё тело, блаженство переполняло мою душу. Это счастье, владевшее моей душой, было таким знакомым и таким далёким, почти забытым. Потому что когда любовь уходит, уже ничто не может вызвать это ощущение, только другая любовь. Солнечный свет, голубые волны, зелень садов, яркие краски цветов, и ароматы, оставшиеся где-то в самых глубинах памяти. И мелодия, от которой расслабляется и тает душа. Я не помнила, кого я любила во сне, но само ощущение любви осталось со мной после ускользнувшего образа возлюбленного. И было так страшно, что и это ощущение исчезнет вслед за образом. И я снова останусь одна.

Золотистый свет согревал мои глаза. Подушка, на которой лежала моя голова, медленно приподнялась, и губ коснулся прохладный край стакана. Я почувствовала вкус вина, густого и сладкого. Я проглотила его, и тепло прокатилось по моему телу. Я облизнула губы и с удивлением обнаружила, что они сухие и потрескавшиеся. Веки были тяжёлые, и с трудом подняв их, я в первый момент ничего не увидела от яркого света. Но потом в этом свете проступили черты лица, усталые глаза, тревожно сдвинутые брови, сжатые губы.

— Слава Богу, ты очнулась, — шепнули они, и моя подушка опустилась на место.

Я лежала на широкой постели под высоким лёгким балдахином в красивой комнате. Солнечный свет лился в большое окно. Это был настоящий солнечный свет. Я, повидав сотни чужих звёзд, не спутаю его ни с каким другим. Зелёные ветви апельсинового дерева тянулись прямо в комнату и так чудно смотрелись на фоне итальянских фресок, покрывавших стены. На потолке были нарисованы фрукты в плетёных корзинах в обрамлении цветочных гирлянд.

С потолка я медленно опустила взгляд и увидела его, сидящего на краю постели. Это был он и не он, его лицо было моложе и тревожнее, чем когда-либо, длинные каштановые волосы собраны сзади в свободный хвост, конец которого лежал на плече. На мочке левого уха поблескивало золотое колечко. Он был в белой холщовой блузе с распахнутым на груди воротом, на бронзово загорелой груди тускло поблескивал старинный золотой крестик на кожаном шнурке. Чёрные штаны, высокие кожаные сапоги и вместо пояса вокруг талии обмотан широкий шарф из тонкой пёстрой ткани. Унизанные перстнями пальцы руки сжимают чеканный кубок.

Я снова посмотрела на потолок. Всё ясно: я умерла и попала в рай, вот только что здесь делает этот красивый мальчик, похожий на некоего демона? Может, это его сын или внук? А, может, брат, кажется, умерший от чумы, и за молодостью лет и безгрешностью попавший в рай?

— Ты меня слышишь? — негромко произнёс мальчик. — Ты меня узнаёшь?

Я покачала головой. И не желаю узнавать.

Он положил мне на лоб ладонь, тёплую и нежную, от которой исходило что-то такое, от чего мне сразу стало лучше, и по телу опять прокатилась тёплая волна.

— Только не говори, что я ещё жива, это не рай, а ты — тот самый демон.

Он улыбнулся, так, как не улыбался никогда в этой жизни: едва дрогнули уголки рта, но глаза так и заискрились весельем.

— Жаль тебя разочаровывать. На моё счастье ты жива, это — не рай, а я тот самый. Но лучше зови меня Джулианом, поскольку на Кратегуса я уже не тяну.

Я с трудом подтянула локти и, опершись на них, приподнялась.

— Где я и что происходит?

— Ты в том замке, где и была до этого. И в настоящий момент уже ничего не происходит, — он вздохнул, поставил бокал на резной столик возле кровати, развернулся, и, щурясь от яркого света, взглянул в окно. — Всё обошлось как нельзя лучше.

— Что обошлось? Что вообще произошло? — я с трудом села и увидела далеко за окном голубую гладь моря. Это было тёплое, мерцающее миллионами искр южное море. — Ты уверен, что мы в том же замке?

— Я никуда не переезжал, — пожал плечами он.

— Где Джексоны и Эльвер?

Он снова вздохнул и обернулся ко мне.

— Я не знаю. Можешь мне не верить, но это правда. Когда Астмос вдруг проявился в этом старике-маге и выпустил в тебя импульсный шар, я едва успел помешать тебе упасть внутрь зеркала. Мне показалось, что ты мертва, — он отвёл глаза и, закусив губу, покачал головой. — Я здорово испугался в тот момент, понимаешь? И сильно разозлился. Я выхватил меч и кинулся на него. Мы бились долго, я был вне себя от ярости, но не мог победить его, хоть он и слабее меня в фехтовании. Что происходило вокруг, я не видел. Вспышки от разрядов, дым, снопы искр… Всё это отвлекало. А потом вдруг пол задрожал, а с ним и стены, с потолка посыпались осколки плит. Астмос завопил и замер, я вонзил в него меч, и вдруг, словно кто-то схватил и сжал моё сердце. Я уже забыл, где оно. Это была боль, какой я не чувствовал никогда. Что-то прижало меня к полу, пытаясь раздавить, и в то же время вытягивало мои силы. Я чувствовал, как они стремительно бегут вверх и уходят… Дальше я ничего не помню. Я очнулся на полу, с трудом поднялся. На улице был день, цвели розы, журчала вода в фонтане, пели птицы. Потолок в зале был цел и вообще весь зал и дворик рядом были в полном порядке. У стены стояло зеркало, а возле зеркала лежала ты. Я перенёс тебя сюда. Несколько дней ты была без сознания. Вот, в общем-то, и всё.

— И что это значит?

— Не знаю точно, — он неопределённо покачал головой. — Возможно, пока я бился с Астмосом, Джексоны и Эльвер вошли в зеркало. Возможно, их мечты стали реальностью. Может быть, и Новая Луизиана уже вернулась на своё место. Я, правда, не знаю. Этот замок преобразился, словно с него сняли заклятие. Там появилось море, а с другой стороны в долине — довольно симпатичный городок.

— С людьми?

— Не с гоблинами же… Любимый собор Астмоса пропал, на его месте стоит совсем другое здание, немного помпезное.

— А что за стенами этой великолепной крепости? Я не имею в виду симпатичный городок. Что дальше, где все эти кельтские чудовища, дикие всадники, злобные боги?

— Я не выезжал из замка, — перебил он. — Я не мог оставить тебя одну. Ты же могла умереть!

— А ты не мог просто изгнать мой недуг? — я выразительно взмахнула рукой. — Ты же повелевающий недугами и властвующий над болью!

— Теперь уже нет, — быстро и тихо ответил он, поднялся и подошёл к окну.

Я сидела на постели, задумчиво уставившись на его спину. Мне послышалось? Или у него шутки такие. Я слезла с постели и только тут обнаружила, что одета в белую тонкую рубашку до пола.