аналогичными резными знаками (Кореневский С.Н., 1993, рис. 13, 4). Обращает на себя внимание также присутствие в керамических комплексах Телль Хазны I и Галюгая одинаковых очажных подставок.

Наконец, обратим внимание и на такой факт: в Майкопском кургане и под полами урукского храма найдены микролитические орудия одинаковых форм[39]. Мы уверены, что такое совпадение не является случайным. Как известно, в Месопотамии рано (не позднее VI тысячелетия до н. э.) сложился обычай (ставший в дальнейшем традицией) закладывать под полы и стены культовых, прежде всего, сооружений различные, точнее, особые предметы. Укажем для примера, что под полами культовой постройки на халафском поселении Ярымтепе II в Ираке (V тысячелетие до н. э.) обнаружены уникальные медная печать и другие предметы, в том числе три обсидиановых микролитических орудия в виде трапеций (Мунчаев Р.М., Мерперт Н.Я., 1981, рис. 51, 1, 2). Известно ведь, что использование подобных орудий на Ближнем Востоке прекратилось еще в эпоху раннего неолита и микролиты практически не встречаются в раннеземледельческих памятниках. В поселениях же Северного Кавказа IV–III тысячелетий до н. э. их продолжали использовать. Но ни в одном погребальном комплексе раннебронзового века, кроме Майкопского кургана, они не встречены здесь до сих пор. Поэтому, учитывая и высокий социальный статус погребенного в кургане Ошад (жрец — родо-племенной вождь), мы рассматриваем присутствие в составе инвентаря этой могилы давно вышедших из употребления орудий как одно из проявлений месопотамской традиции.

Приведенные данные убедительно указывают на связь представленного раннемайкопскими памятниками культурного комплекса с Ближним Востоком и определяют время и ту возможную область, откуда шли влияния и произошла вероятная миграция определенных этнокультурных групп на Северный Кавказ. Это время, конечно, не XXIV–XXIII вв. до н. э., как считает В.А. Сафронов, а значительно раньше. Что же касается исходной территории миграции, то речь может идти не об одном узколокальном регионе, как, например, район Телль Хуэйры в Сирии, по мнению того же В.А. Сафронова, а о целой области, протянувшейся от Тигра (Тепе Гавра) на востоке до Северной Сирии и смежной части Восточной Анатолии на западе[40].

Учитывая отмеченные выше и некоторые новые данные, касающиеся как южных, так и северных связей носителей майкопской культуры, А.Д. Резепкин подкрепил наметившееся новое хронологическое положение этой культуры. Он пришел, в частности, к выводу о возможности отнести начало майкопской культуры ко времени последней трети IV тысячелетия до н. э. (Резепкин А.Д., 1991а, с. 16, 17). Датировка раннего Майкопа концом IV тысячелетия до н. э., можно сказать, установившееся в настоящее время мнение большинства специалистов.

Сложнее обстоит дело с определением датировки памятников новосвободненской группы, которых несравненно больше количественно, чем комплексов, группирующихся вокруг майкопского кургана, и которые территориально охватывают значительно большую территорию. Очевидно, что они относятся к одному большому хронологическому периоду и среди них имеются как относительно ранние, так и сравнительно поздние комплексы. Их периодизация совершенно не разработана. И в этом одна из главных причин отсутствия сегодня у нас тщательно обоснованной хронологии раннебронзового века Северного Кавказа, и новосвободненской группы его памятников в особенности. Предстоит тщательная работа по изучению соответствующих комплексов по каждому региону майкопского ареала и их глубокому сравнительному анализу. Такая работа ведется. Укажу для примера на последние из исследований в этом плане. Это, в частности, труд А. Резепкина, в котором погребения курганного могильника Клады у ст-цы Новосвободной расчленены, исходя из классификации обряда захоронения и инвентаря, на ряд стратиграфических горизонтов (Резепкин А.Д., 1989). К интересным результатам пришел и В.А. Трифонов, изучивший комплексы энеолита и бронзового века степного Прикубанья. Им устанавливается, что майкопские памятники исследованного региона имеют в целом поздний характер (Трифонов В.А., 1991б, с. 109). Но в то же время, однако, несмотря на достаточное разнообразие этих памятников, разделить их на хронологические группы на основании данных стратиграфии и типологии не представляется возможным (Трифонов В.А., 1991б, с. 107). То же самое в общем можно констатировать и в отношении многих других групп позднемайкопских памятников, отражающих так называемый новосвободненский этап раннебронзового века Северного Кавказа. Поэтому мы, как и другие исследователи, датируем этот этап обобщенно в пределах III тысячелетия до н. э. Но в отличие, допустим, от А.Д. Резепкина, датировавшего конец бытования майкопской культуры XXV в. до н. э. (Резепкин А.Д., 1989, с. 17), нам представляется возможным говорить и о третьей четверти III тысячелетия до н. э.

В данной связи не будет, возможно, излишним обратить внимание на тот факт, что происходящий из позднемайкопских погребений большой и значительный металлический инвентарь, включающий бронзовые орудия труда, оружие, посуду и другие изделия, несмотря на специфичность отдельных категорий предметов, обнаруживает определенную близость к продукции переднеазиатской металлообработки, особенно раннединастических периодов (Кореневский С.Н., 1979, с. 14, 15).

Таким образом, майкопская культура может быть датирована в настоящее время от конца IV до третьей четверти III тысячелетия до н. э. Говоря о хронологии Майкопа для терской зоны Предкавказья, С.Н. Кореневский определяет ее в абсолютных цифрах, как 31/29 — 24/23 вв. до н. э. (Кореневский С.Н., 1991, с. 39)[41]. Расцвет изучаемой культуры падает, видимо, на самую середину III тысячелетия до н. э., когда она занимала обширную территорию от Таманского полуострова до Дагестана (карта 3).

Остановимся отдельно и на вопросе относительной периодизации майкопской культуры. Последняя устанавливается с большей определенностью, несмотря на то, что пока не исследован памятник, в котором стратиграфически четко были бы зафиксированы слои или погребальные комплексы, отражающие последовательно, все возможные этапы рассматриваемой культуры. Правда, как отмечалось уже выше, важные стратиграфические и иные наблюдения с точки зрения изучения периодизации отдельных комплексов сделаны на ряде майкопских памятников, в частности в курганах у ст-цы Новосвободной. Они позволяют установить относительное хронологическое положение отдельных групп погребений внутри самого этого крупного могильника, но не культуры в целом.

Как известно, детально рассмотрев все известные до 50-х годов комплексы майкопской культуры, в основном погребальные, А.А. Иессен расчленил их на две хронологические группы. Первая группа, представленная сравнительно ограниченным числом памятников во главе с Майкопским курганом, характеризует, по его периодизации, ранний, или майкопский этап, а вторая — соответственно поздний, или новосвободненский этап рассматриваемой культуры (Иессен А.А., 1950, с. 198). В раннюю группу им были включены 11 памятников, в том числе Майкопский курган, курганы у станиц Тифлисской (№ 3 и 4), Казанской (№ 1) и Белореченской, в Армавире (№ 4) и Нальчике (курганы в «садках»), а также клад из ст-цы Старомышастовской (Иессен А.А., 1950, с. 162, 163). К позднему этапу А.А. Иессен отнес более 20 комплексов, выразив, правда, сомнение в принадлежности отдельных из них к данной группе. В частности, в нее были включены такие памятники, как новосвободненские дольмены,