Два года он ничем не мог помочь Советскому Союзу, потому что к нему никто не приходил. Связь была восстановлена в начале 1941-го и прервалась с нападением Германии на Советский Союз.

В 1942 году то ли от отчаяния, то ли по глупости Вилли Лемана погубили. Пароль для связи с ним дали неумелому и неподготовленному парашютисту, которого перебросили через линию фронта. Гестапо его сразу поймало. Он выдал Вилли Лемана, которого судьба обделила удачей, неизменно сопутствовавшей штандартенфюреру Штирлицу…

К началу войны Советский Союз располагал в Германии обширной разведывательной сетью, включавшей агентов в военно-воздушных силах, министерстве иностранных дел, министерстве экономики, в гестапо и на оборонных предприятиях.

Наркомат госбезопасности имел мощную нелегальную организацию в Берлине, которой руководили ставшие потом известными антифашисты Харро Шульце-Бойзен и Арвид Харнак. Обладая широкими связями, они поставляли в Москву полноценную информацию, которой Меркулов мог гордиться.

Военная разведка располагала нелегальными группами в Бельгии, Голландии и Франции.

Советские агенты давали много информации, особенно в первые месяцы войны. Но их быстро начали ловить, довольно часто из-за ошибок центра, которыми воспользовалось гестапо.

Наркомат госбезопасности, как и разведывательное управление Красной армии, требовали самой свежей информации, и немедленно. Но связь была слабым местом. Радисты сидели в эфире часами рации засекались, и разведчиков арестовывали одного за другим.

Возглавлял гестапо тот самый Генрих Мюллер, которого в фильме «Семнадцать мгновений весны» блестяще сыграл Леонид Броневой. В жизни Мюллер не был таким ярким и интересным человеком. Он был просто квалифицированным полицейским, который действовал методично и основательно.

В Берлине я прошел по той улице, где будто бы работал штандартенфюрер Штирлиц.

От здания Главного управления имперской безопасности в немецкой столице мало что осталось — только разрушенный бункер, в котором сидели эсэсовцы из охраны. Само здание снесли до основания и устроили там музей, посвященный жертвам гестапо, с подземными камерами и множеством внушающих ужас фотографий.

Сейчас даже трудно представить себе, что когда-то здесь находилась немецкая контрразведка, которая действовала очень эффективно, несмотря на то что германская государственная тайная полиция была немногочисленной — особенно в сравнении с гигантским аппаратом НКВД, НКГБ и военной контрразведки СМЕРШ.

В 1944 году в гестапо насчитывалось 32 тысячи сотрудников. Перед войной гестаповцев было еще меньше. Скажем, в 1937-м в Дюссельдорфе, городе с четырехмиллионным населением, в местном отделении гестапо служил 291 человек. В городе Эссене, в котором проживало около миллиона человек, было 43 гестаповца.

Не так уж много у гестапо было и информаторов: обычно в большом городе несколько десятков человек. Были, конечно, и добровольные помощники, которые с помощью доносов в гестапо сводили личные счеты с недругами и тешили свое самолюбие.

Сила гестапо заключалась не в количестве людей в черной форме, а в пугающем ощущении их всемогущества и вездесущности. Немцев убедили в том, что никто и ничто не может укрыться от глаз гестапо.

Как и в Советском Союзе, в нацистской Германии была военная разведка (абвер), контрразведка (гестапо) и политическая разведка, входившая в состав Главного управления имперской безопасности. Абвер возглавлял адмирал Вильгельм Канарис, политическую разведку — молодой генерал СС Вальтер Шелленберг, которого в фильме «Семнадцать мгновений весны» играет Олег Табаков. Между Шелленбергом и Табаковым есть даже внешнее сходство…

Аппараты военной и политической разведки в Германии были значительно меньше, чем в Советском Союзе. Немецкая разведка не могла похвастаться особыми успехами и в предвоенные годы, и в годы войны. У немцев почти совсем не было агентуры на территории Советского Союза. Немцы пытались компенсировать это путем заброски парашютистов, но безуспешно: их почти сразу ловили.

Контрразведка в этой воине оказалась сильнее разведки, и только к концу войны положение сравнялось. Гестапо выследило все нелегальные резидентуры советской разведки, и агентурная сеть в Германии была потеряна. Но советская разведка продолжала давать ценную информацию: люди Меркулова, который в апреле 1943 года вновь возглавил наркомат госбезопасности, выведывали ее не у врага, а у союзников.

Если на то пошло, Штирлиц был не немцем и не русским, а скорее англичанином. Причем английских Штирлицев было много. Самых умелых и удачливых было пятеро. Имя одного из них известно всем — это Ким Филби.

Долгое время считалось, что вместе с Филби на советскую разведку работали еще трое: его друзья Дональд Маклин и Гай Берджесс, которые после разоблачения в 1951-м бежали в Советский Союз, и Энтони Блант, решивший все же остаться в Англии. Вот они все вместе и заменили собой никогда не существовавшего Штирлица.

О коллективном Штирлице мне рассказывал полковник внешней разведки Юрий Иванович Модин. Сам он проработал в разведке сорок пять лет. Его взяли в разведку в войну, узнав, что он немного знает английский. Он провел в Англии в общей сложности около десяти лет: с 1947-го по 1953-й и с 1955-го по 1958-й.

— Я работал с Энтони Блантом и Гаем Берджессом, — говорит Модин. — Меньше с Филби: во время моей командировки его не было в Лондоне. Все они были высококвалифицированными политиками. Они без наших или моих указаний знали, что актуально, а что нет, какая внешнеполитическая проблема требует дополнительного освещения, а какая — нет. Мое вмешательство иногда даже было вредным…

Однажды из центра было получено указание представить информацию по какому-то вопросу англо-французских отношений. Берджесс сказал Модину, что дело запутанное, и лучше, если он сам напишет краткую и понятную справку. Модин отказался и просил принести все документы. Берджесс сделал это.

Ни Модин, ни специалисты в центре не в состоянии были разобраться и в конечном счете вынуждены были попросить Берджесса разъяснить положение дел и внести ясность…

В годы войны поток информации от советских агентов в Англии был настолько велик, что резидентура не успевала ее обрабатывать. Секретные документы приносили буквально чемоданами. И тогда в Москве приняли решение: материалы, получаемые от пяти наиболее ценных агентов, обрабатывать в первую очередь. Так и появилась знаменитая пятерка.

И все равно резидентура из-за нехватки времени была не в состоянии их все освоить, целые кипы бумаг так и остались неразобранными.

— Хороша же была система безопасности, если из здания министерства иностранных дел Великобритании можно было преспокойно вынести массу секретных материалов, — сказал я Юрию Ивановичу Модину.

— В Англии верят своим чиновникам, и в принципе, по-моему, правильно делают, — ответил он. — То, что пятерка работала на нас, историческая случайность. Доверие же является залогом эффективной работы…