Филби, Берджесс, Маклин, Блант согласились работать не на советскую разведку, а принять участие в борьбе против фашизма. В 30-х годах они смотрели на Россию как на форпост мировой революции. Они происходили из аристократических семей, но учились у преподавателей, известных своими марксистскими взглядами. Тогда это считалось модным.

Филби был левым социалистом. Университетский преподаватель свел его с коммунистами.

Берджесс открыто заявлял о своей принадлежности к компартии и изучал Маркса. Он, по словам Модина, блестяще знал историю КПСС.

Блант своих левых взглядов не афишировал, но пришел к марксизму через свой предмет — историю искусств. Он полагал, что искусство в нашу эпоху погибает из-за отсутствия меценатов, какие существовали в эпоху Возрождения. Рыночные отношения — смерть искусству. Его могут спасти только дотации социалистического государства…

Маклин, сын министра в одном из британских правительств, пришел к коммунизму через сложнейшую комбинацию чувственного восприятия тяжелого положения рабочих-шотландцев, национализма и личной склонности к проповеднической и благотворительной деятельности.

До войны они помогали России, потому что верили, что наша страна — единственный бастион против фашизма. Когда началась война, они и вовсе сочли своим долгом помогать нам. При этом они отнюдь не были в восхищении от того, что происходило в Советском Союзе, в частности считали совершенно негодной нашу внешнюю политику.

Филби обладал способностью безошибочно анализировать любую проблему и предлагать единственно верное решение, говорил Юрий Модин. Этим он сделал себе карьеру в разведке: какое дело ему ни поручат, все получается.

— Думаю, — говорит полковник Модин, — Филби за всю жизнь не сделал ни одной ошибки. Он был фактически пойман и все равно вывернулся!

— Почему же пятерка провалилась?

— Американцам удалось расшифровать телеграммы советской разведки. Анализируя их, они установили личность советского агента. Это был Дональд Маклин, заведующий американским отделом министерства иностранных дел Великобритании, а до этого сотрудник английского посольства в Вашингтоне, который занимался в том числе и англо-американским сотрудничеством в создании атомной бомбы…

Каким же образом американцам удалось расшифровать советские радиотелеграммы?

В 1944 году Управление стратегических служб США приобрело у финнов полуобгоревшую советскую шифровальную книгу, которую те подобрали на поле боя. Государственный секретарь Соединенных Штатов Эдвард Стеттиниус, который считал невозможным шпионить против союзников, приказал вернуть шифровальную книгу русским, но американские разведчики ее, естественно, скопировали. Нарком госбезопасности Меркулов и не подозревал, какой удар вскоре будет нанесен его ведомству.

После войны эта книга и помогла расшифровать телеграммы, которыми обменивались наркомат госбезопасности и резидентуры в Вашингтоне и Нью-Йорке. Считается, что и советская резидентура в Нью-Йорке, в свою очередь, допустила непростительную ошибку, дважды использовав одноразовые шифровальные таблицы. Так или иначе, расшифровка телеграмм вскоре привела к громким провалам.

Первым был разоблачен Дональд Маклин, который очень преуспевал по служебной линии. Его назначили начальником департамента в министерстве иностранных дел. В Лондоне хорошо к нему относились, ведь его отец когда-то был министром.

— И что же произошло? — спросил я у Юрия Модина.

— Филби, который в этот момент находился в Соединенных Штатах в роли офицера связи с ЦРУ, в силу своего служебного положения узнал об этом и отправил Берджесса в Лондон, чтобы предупредить о провале и советскую резидентуру, и самого Дональда Маклина.

— И тогда было принято решение вывезти Маклина в Советский Союз?

— Маклин сразу предупредил Берджесса: «Если меня арестуют, я расколюсь». На Маклине сказалось нервное напряжение. Он был вынужден пройти курс лечения от алкоголизма. Значит, Маклина надо было вывозить. Но отправить его одного не решались. Ему предстояло проехать через Париж. С этим городом у него были связаны самые романтические воспоминания. Боялись, что если он попадет в Париж, то напьется. А если напьется, то его поймают. Словом, Берджесс поехал с ним.

Но исчезновение неуправляемого и экстравагантного Берджесса и неуравновешенного и страдающего Маклина погубило Кима Филби и Энтони Бланта. Все знали, что они близкие друзья, и первым делом их тоже заподозрили в шпионаже.

Филби заставили уйти из разведки, но еще несколько лет он оставался в Англии. Блант отказался бежать в Москву. Он признался властям, что работал на советскую разведку, но детали расказал только после смерти Берджесса, которого очень любил.

— А как в пуританской Москве отнеслись к Берджессу с его гомосексуальными наклонностями?

— Ему объяснили, что на этот счет у нас строгие законы и их придется выполнять. Тем не менее он как-то выходил из положения. Но на самом деле он мог жить только в Лондоне. Ему позарез надо было вечером, часов в семь, зайти в пивную. Берджесс — он был заводной, хулиган. Я помню, что в Ирландии во время отпуска он насмерть задавил человека. Но выкрутился: у него везде былс полным-полно дружков, любую дверь открывал ногой. В Англии ему все прощали. Нет, в Москве он жить не мог…

Имена Дональда Маклина и Гая Берджесса, которые в 1951 году бежали в Москву, первым в советской печати назвал журнал «Новое время».

В № 40 за 1953 год анонимная заметка, опубликованная в журнале под рубрикой «Против дезинформации и клеветы», клеймила «рыцарей „холодной войны“ и мошенников капиталистической прессы», имевших наглость утверждать, что какие-то Берджесс и Маклин перебрались в Москву и что за Дональдом Маклином даже последовала его жена Мелинда.

Это сообщение, писало «Новое время», «вызвало веселое оживление в нашей редакции, где о Берджессе и Маклине знают только по визгливым рассказам западной печати».

В Англии решили, что советское руководство устроило очередную пропагандистскую игру, гадали, в чем ее смысл, и ошиблись. Статья о Берджессе и Маклине была инициативой редакции: ведь никто в журнале понятия не имел, о ком идет речь. Привычка давать отпор Западу по всякому поводу на сей раз подвела журналистов. На следующий день после выхода журнала главному редактору позвонил разгневанный Вячеслав Михайлович Молотов, после смерти Сталина возвращенный на пост министра иностранных дел:

— Кто вам поручал делать такие заявления?

Только в 1956 году Москва официально признала, что Гай Берджесс и Дональд Маклин получили убежище в Советском Союзе, но еще долго отрицала их работу на советскую разведку.

Гай Берджесс был самым несчастливым из лучших агентов советской разведки на Британских островах. В Москве он получил паспорт на имя Джима Андреевича Элиота. Советской жизни он не выдержал и попросил у КГБ разрешения вернуться в Англию, но этого никто не хотел. Он недолго прожил в Москве и умер, можно сказать, от тоски.