В некоторых кругах современного общества полагали, что возврат в предчеловеческую форму позволяет расслабиться. Несколько спокойных месяцев смутно работающего сознания и кое-какие намеки на пищу для поддержания жизни. Дочеловеческие гости курорта с минеральными водами питались фруктами и охотились с палками на мелких зверей. Они носили украшения из тростника и раз в неделю устраивали празднества с жертвоприношениями убитых ими животных. Майа проследовала в направлении, указанном ноутбуком, и отыскала пани Жескову. Жескова смотрела на море и раскалывала свежих устриц зажатым в кулаке крохотным топориком.

— Вы Ольга Жескова?

Пани Жескова громко чавкала, поедая устрицу. Ноутбук произнес что-то на честине. Майа принялась манипулировать с переключателями.

— Не сейчас, — как-то неопределенно откликнулась машина.

— Меня зовут Миа Зиеманн, пани Жескова, — заявила она, говоря в подключенный к Сети микрофон ноутбука. — Мне очень жаль, что мы встретились по такому поводу. Я приехала из Праги, у меня для вас дурные новости.

— Дурные новости могут подождать, — раздраженно ответил ноутбук по-английски. — Дурные новости всегда могут подождать. Я есть хочу.

— Я жила в вашей квартире. Ухаживала за вашими кошками. Я была в Праге вашей кошачьей сиделкой. Вы меня понимаете?

Пани Жескова сжевала еще одну устрицу. Сморщила лицо и энергично почесалась.

— Мои милые маленькие киски, — наконец сказал ноутбук.

Обслуживающий персонал предупредил Майю, что общение потребует терпения. Люди приезжают на курорт, чтобы быть в одиночестве, но для экстренных случаев оставляют открытыми определенные каналы умственной деятельности.

— И что случилось с моими дорогими малышками? — спросил ноутбук после долгого перерыва.

— Они умерли. Мне очень жаль. Когда я жила в вашем доме, ко мне пришел гость и ваши кошки были убиты. Я себя ужасно чувствую. Это целиком моя вина. Я приехала к вам, не медля ни минуты, потому что мне надо было вам это сказать.

— Мои кошки мертвы? — переспросила пани Жескова. — Без них дома мне будет очень грустно.

— Пришла собака и загрызла их. Это было ужасно, все из-за меня. Вот почему я приехала сюда. Я должна была это сделать. — Майа отчаянно зарыдала.

Пани Жескова посмотрела на нее равнодушными карими глазами.

— Перестаньте плакать. Вы плохо выглядите. Вы, должно быть, проголодались.

— Наверное.

— Съешьте эти каменные сладости. Они сочные и полезные. — Она бесшумно расколола еще одну устрицу своим топориком.

Майа вынула свежую устрицу из разломанной раковины. Ей понадобилось немного мужества, чтобы ее проглотить. Прикосновение к устрице внушало страх, но вкус ее оказался в высшей степени замечательным.

Майа сосредоточенно смотрела на Красное море. Трудно понять, почему его назвали Красным, если оно было таким ярко-синим. Может быть, с ним сделали что-то странное, изначально изменив весь характер океана? Высоко вздымались волны. Они бились о черные скалы в завораживающем, медлительном ритме, над водами голубели просторы жаркого легкого неба.

— Я слышала, что здесь можно утонуть.

— Не говорите глупостей. Ешьте.

Майа взяла еще одну устрицу. Ее желудок отпустила голодная боль, сдавившая внутренности тугим узлом, в животе радостно заурчало.

— Я так хочу есть, — искренне призналась она. — Не могу даже поверить, какой голод я чувствовала. Господи, думаю, я уже несколько дней толком ничего не ела.

— Ешьте. Дохлые девушки еще хуже дохлых кошек.

Майа съела еще устрицу и опять уставилась на море.

Водная гладь ритмично колыхалась. Ее охватило непонятное волнение. Все чувства пробудились, как будто она стала одним оголенным нервом.

В глубинах ее существа заструился свет мира.

Она почувствовала себя разбитой. Расколотой внутри на мелкие кусочки. Она знала, что навсегда остается расколотой и эти частицы больше не соберутся в единое целое. Швы от перенесенной операции расползались. Ей предстояло жить разбитой на части, раздавленной.

Но теперь эти швы и частицы впервые были обращены в одну сторону, сосредоточены на одном и том же явлении. Освещенные жарким южным светом, они постигали внешний мир.

Открывшееся окно в мир внезапно исчезло. Она оказалась снаружи, в живом и зримом мире. Существовала в нем. Не старалась от него ускользнуть всеми раздробленными частями своего нового «я», а жила и дышала, освещенная солнцем. Это не было счастьем и уж тем более удовольствием, но, постигший сияние Вселенной, опыт затронул каждую клетку ее организма.

Мир, озаренный солнцем, поразил Майю. Он оказался огромнее и интереснее ее крохотного внутреннего мира. Этот мир омывал ее. Майе нужно было только пристально смотреть. Она словно обрела в нем свое место. Живая, понимающая, проснувшаяся — от яркого света дня. Мир был полностью, мощно и неотвратимо реален.

— Я чувствую, как сквозь меня пролетел ветер, — пробормотала она. Ольга лишь проворчала в ответ.

Майа обернулась и взглянула на свою волосатую соседку.

— Ольга, вы поняли, что я вам сейчас сказала? Я и сама почти ничего не поняла. Я пережила тяжелые времена. Думаю, что… думаю, у меня какой-то приступ.

— Вы ничего не понимаете, — заявила Ольга. — Жизнь — это терпение. А вы легкомысленная, слишком много говорите и слишком нетерпеливая. Я знаю, что такое терпение. Горе — тяжкое испытание, его надо пережить. Вина — мучительное чувство, но все надо пережить. Вам это еще не известно. Вот почему я мудрее вас, даже в виде обезьяны.

— Мне действительно жаль ваших кошек. И я готова сделать для вас все, все, что вы попросите.

— Ладно. Давайте съедим еще несколько этих камней.

— Это устрицы, Ольга. Устрицы, и, конечно, я их сейчас для нас достану.

Солнце ярко сияло над Красным морем, оно было теплым и настоящим. Какое, должно быть, удовольствие карабкаться по скалам. А плавать в море — истинное блаженство. Она начала раздеваться.

— Устрицы, — громко проговорила Ольга. — Слова — это так забавно, не правда ли?

Скандал с Элен заставил кое-кого покинуть «Голову мертвеца». Но обычный скандал не мог застать предприимчивого Поля врасплох. Он отыскал для друзей новое место встреч — HellenikiDemokratia . И сумел их отлично устроить, здесь пространства было в избытке.

Раннее лето в Греции едва ли не лучшая пора. Эта страна когда-то легко распространила по миру свою великую цивилизацию. Они нашли себе пристанище в окрестностях Коринфа, в благоуханных, лесистых, невысоких горах Пелопоннеса. Убежище принадлежало сорокалетнему мультимиллионеру, задумавшему освоить грандиозные промышленные свалки в заброшенной части на востоке Германии. Он стал одним из самых молодых богачей в Европе и небезосновательно считался чудаком. Ему нравилось совершать поступки, раздражавшие общество.