дня — чертовски мало для каких-то выводов. Но вряд ли грядут существенные улучшения, это Кей понял ещё по словам врача. Перебитые сухожилия не то, что спокойно срастётся. Нервно сглотнув, он взял гитару и присел на диван, успокаивая внезапно ставшее тяжёлым дыхание. Бережно, словно невесту в брачную ночь, распаковал серый чехол и прошёлся пальцами по тёплой деке красного дерева — не ощутив этого тепла. Отработанным до автоматизма жестом подхватил гитару и нащупал аккорды левой рукой — с этим всё отлично. Но когда пришло время провести правой по струнам, понял, что пальцы словно деревянные, не чувствующие ни одной ноты. Нахмурившись, Кей попытался сосредоточиться, напрячься, и рука тут же затряслась в неконтролируемом треморе.

Точно так же, как при его вчерашней попытке подписать ручкой счёт в больнице.

Так же, как при стремлении взять что-то мелкое, вроде ложки или зубной щётки.

Так же, как будет теперь всегда.

Сцепив зубы в яростном отрицании, Кейд сжал гриф гитары ещё сильней, но правая рука затряслась только отчётливей, абсолютно не подчиняясь голове. Ну же. Ну. Ля-минор. И вместо аккорда — дребезжащий звук, как железкой по стеклу. Воздух уплывал из крохотной квартиры, изнутри пекло всё сильней. Надежда утекала с каждой секундой, но он знал, что будет пытаться каждый день, каждый раз, пока струны снова не подчинятся, а пальцы не запорхают, разнося вокруг безупречные лиды.

Устало ткнувшись лбом в боковину гитары, Кейд в отчаянии прикрыл глаза. Музыка — то, что делало его собой. Всегда, с самого детства, с первых уроков отца. С его одобрительного кивка на новый взятый аккорд. Музыка — она в его крови, в каждом органе, в самой сути существа. Музыка — его единственная жена и единственное, что всегда оставалось с ним даже в самые тёмные времена. Он жмурился, тяжело дыша открытым пересохшим ртом, не принимая правды.

Остаться без музыки и без Сьюзен будет абсолютно равным самоубийству.

31.05.2021

Вернуться домой после недели в больнице не стало особым облегчением для Сью. Она ощущала лишь усталость и опустошённость. Надоело всё. Больничная еда, въевшийся под кожу запах хлора и лекарств, бесконечные препараты, измерения давления и обработка швов. Вымолив у своего врача разрешение уехать домой с чётким условием соблюдения постельного режима, Сью мечтала только о том, как вернётся к чему-то привычному, понятному.

Привычно не получилось. Отец усиленно пытался сляпать для неё «здоровую еду», и она даже из своей комнаты слышала, как он ругается на кастрюли. Кей обещал быть вечером: вопреки всем протестам, Данди утащил его в родной подвал «Клыка и когтя», чему Сью была сильно рада. Может, хотя бы у друзей получится хоть немного растолкать его из какого-то заморожено-отрешённого состояния последних дней. У неё пока что не получалось, но она свято верила, что как только ей разрешат выходить из дома, то утянуть Кея в новые репетиции труда не составит.

Его рука всё ещё тряслась на любых попытках сосредоточиться, но для Сью это не имело значения. Остался волшебный голос, осталась возможность делать правой рукой самые простые повседневные дела, и это уже хорошо. Правда, сам Кей явно так не считал. Всегда хочет от себя невозможного.

Эх, ей бы просто выйти вместе с ним на улицу, дорваться до инструментов, спеть спина к спине и показать, что всё ещё можно исправить. Но пока что по дому она передвигалась с осторожностью, преодолевая то и дело накатывающую слабость в ногах. Беглый взгляд через окно лоджии вызвал досаду: удивительно солнечная погода последнего дня весны. Нет, надо хоть чем-то занять себя, иначе тихие ругательства отца из кухни доведут её до нервного тика.

Сью поплелась в коридор. Снизу уже несло чем-то подгоревшим, но по лестнице оба её постоянно избегающих встреч друг с другом опекуна не давали спускаться или подниматься одной. Вздохнув, она двинулась дальше, к дальней комнате, которая была и по сути осталась маминой гардеробной. До сих пор оттуда не вынесли ни одной коробки — да что там, даже вешалки не разобрали. Может, как раз этим и стоит заняться. Выгрести всё, что уже никому не пригодится.

В небольшой комнатке пахло пылью и мамиными духами, а ещё словно въевшимся в каждую тряпку налётом шоколадной выпечки. Сью на секунду опешила, но затем включила свет и втянула в себя этот сладко-родной воздух, чтобы он проник как можно глубже — до живота, до шва. И это оказалось совсем не больно. Напротив, мама словно встала за её спиной, как невесомая тень, и на короткий миг даже почудилось её дыхание в волосах. Сьюзен двинулась вдоль шкафов и полок: мама не была заядлой шмоточницей, и завала тут не было.

Скромная тумбочка, заставленная шкатулками. Открыв первую из них, Сью улыбнулась — только у Дэйзи Глоуз дорогущие серьги с бриллиантами могли лежать вместе с пластиковыми кольцами из автомата. С интересом пробежавшись пальцами по кучке украшений, Сью наткнулась на симпатичные гвоздики с чёрным ониксом: явно очень старые, судя по тёмному серебру окантовки. Что ж, теперь это всё равно только её — можно и взять. Она вынула из ушей свои привычные маленькие золотые колечки и заменила на эти. Серебро — это что-то чистое. Что можно взять на память, как и идущий в комплекте широкий браслет.

От металла шло приятное тепло. И Сью постаралась не подумать о том, как мама ей говорила что-то о фамильности некоторых безделушек — каких именно из общей кучи, догадаться сложно. Фамильность предполагает передачу по наследству. От матери к дочери. То, что Глоузам уже не грозит.

Сью передёрнула плечами — дыхание на затылке ощутилось ещё чётче. Словно мама хотела обнять её и снова ласково прошептать: «Моя принцесса». Утешить. Сейчас эта потеря ещё не бьёт по нутру, не в двадцать три года. Но непременно ударит потом, когда будет скидывать ей фотки своих детишек Лу или когда на встрече одноклассников все обсуждения сведутся к семье.

К чёрту их. У неё уже есть семья. Те, кто исправно прибегал каждый день в больницу, травя новые байки, закачивая ей в плейлист свежие треки и непременно оставляя у постели апельсины. Её «Неудачники», превратившие палату в филиал подвала. Выгнать их мог только Кей, когда видел, как у неё начинают слипаться глаза, или уборщица, поддавая шваброй под задницы. Парнишки с нетерпением ждали, пока все поправятся, потому что у них даже на улицах начали спрашивать, будет ли следующее выступление.

Конечно, будет. Только не здесь, а в Вудмонте —