успел — это сделал кто-то более решительный и менее сдержанный. — Каждому врежу, кто полезет!

— Вы что творите, малолетки!? — закричал вскочивший Юрий Гринёв. От неожиданного зрелища он буквально остолбенел. Ничего подобного он не видел за все годы службы. — Совсем с ума посходили?

Но всё же он смог быстро взять себя в руки и бросился на помощь. Вместе с остальными обезвредил Терехова: помог повалить пацана на пол, помог отобрать поднос и скрутить по рукам и ногам.

Но второй малолетний неадекват всё ещё беспредельничал. И Юрий поспешил к нему.

— Пошёл вон, козёл! — отбрыкнулся от Гринёва Алексей, когда тот подскочил. А затем правой рукой вцепился в пах ослабевшего Воропаева и сжал пальцы.

— О-о-о-о-ох! — тот скривился от боли.

— Мразь, если ты бросишь хотя бы взгляд на девушку, я тебе стручок пополам переломаю и яйца вырву! И сосать тебе больше никто не будет. Понял меня? Не подходи ни к ней, ни к Илье!

— Оттяните его! Оттяните! — за спиной Алексея собралась толпа. И там уже присутствовали достаточно решительные ребята. Они вместе набросились на него, оторвали от Воропаева и принялись безжалостно крутить руки. — Держите! Держите!

— Полиция уже рядом. Не выпускайте обоих!

Шум и гам прекратился лишь тогда, когда в столовую нагрянули озадаченные полицейские. Их понабежало с десяток во главе со старым знакомым капитаном. Тот крайне быстро сориентировался в обстановке. Осмотрел поле боя и заметил стонущего на полу детину, вцепившегося в собственную промежность. Затем выслушал торопливые рассказы охреневших пилотов, сурово уставился на уже знакомых вындеркиндов и поднял руку, требуя тишины.

— Как я понял, свидетелей предостаточно?

— Один придурок подносом размахивал, второй на капитана набросился…

— Конфликт Телегин начал, — зло скривившись, Юрий Гринёв посмотрел на Алексея. После полученного удара ногой в живот он едва сдерживался, чтобы прямо сейчас не засадить ногой в ответ. — Даже не конфликт — драку! Тут все всё видели.

— Понятно, — капитан военной полиции приказал своим бойцам взять подозреваемых под контроль и добавил. — В наручники их. Обоих.

Алексей, уже немного остывший, печально посмотрел на лежавшее и стонавшее на полу тело, а затем, словно извиняясь, повернулся к Никите. Он не жалел о своём поступке. Он жалел, что втянул друга. И понимал, что теперь достанется обоим.

Но Никита, несмотря на опасения Алексея, тоже ни о чём не жалел. Кто-то должен был поставить этого подонка на место. Он действительно мог причинить немало вреда, если бы оказалось, что за хвастливыми словами стояло нечто большее, чем просто слова. Его надо было остановить. И единственное, о чём сейчас жалел Никита, стоя в наручниках под осуждающими взглядами товарищей по лётному делу, что не он первый поборол нерешительность. Что не он первый справился со страхом. Он был уверен, что, в отличие от него, Алексей не раздумывал долго. В его голове не пролетели со скоростью света панические мысли о том, как подобное поведение может отразиться на карьере. К чему может привести решение здесь и сейчас разобраться с мерзавцем, который планировал испортить их другу жизнь. Он просто действовал, потому что это было правильно.

И сейчас Никита думал лишь о том, что поддержит Алексея в любом случае. Что бы не рассказывали свидетели, он станет на его защиту. Даже примет на себя часть вины, если будет в том потребность. Он станет с ним рядом, как обязан поступать всегда.

В столовую проскользнул медик и кинулся на помощь пострадавшему. Тот лишь тихо стонал и сплёвывал кровь из разбитых губ.

Алексей услышал, как рядом чересчур громко хмыкнул капитан Гринёв. А когда посмотрел ему в глаза, увидел удовлетворённую улыбку.

— Ну вот и всё, сосунок, — никого не стесняясь, презрительно сплюнул тот. — Теперь тебе точно конец.

Глава 29. Алексей

Лейтенант Телегин Алексей Сергеевич. Два дня спустя. День.

Уже почти двое суток я сидел в одиночной камере. Хоть нас с Никитой сюда притащили вдвоём, его выпустили практически сразу. Увели на разговор со злющим вице-адмиралом и вскоре отпустили. Меня же, как я понял, оставили на закуску. За два дня ко мне никто не соизволил прийти. Возможно, никого не пускала охрана, коей для столь опасного преступника, как я, выделили аж пять крепких душ. А возможно, никто и не хотел приходить. Ну и правильно, в принципе. Кто захочет разговаривать с идиотом, который в очередной раз всё испортил своими же руками? В данном конкретном случае — совсем не образно говоря.

Я встал, сделал бесцельный круг по крохотной камере, пару раз постучал пустой головешкой о решётку, подошёл к решётчатому окну, посмотрел, как за окном суетятся пилоты и техники, и постучал лбом вторично. Затем пощупал пальцами шишку и без сил опустился на пол.

Да, я виноват. За то время, что я провёл наедине с самим собой, я уже несколько раз в этом чистосердечно признался. Я — несдержанный идиот. За меньшие грехи выгоняли. А я таких делов наворотил, что если меня и выгонят, я первый скажу — и поделом! Я вполне это заслужил и не стану опротестовывать наказание.

Единственное, о чём я жалею, что подставил Никиту и что не успел объяснить свой поступок Илье. Если у меня не будет времени объясниться, надеюсь, они оба меня простят. Догадаются, что мною двигало, и простят. А затем отправятся покорять новые вершины — в звено к Гринёву и в разведку.

— Лейтенант Телегин, комиссия уже в сборе, — прерывая сеанс самобичевания, к решётке подошёл незнакомый лейтенант военной полиции. — Через час вас отведут. Не засыпайте. В туалет вывести надо?

— Нет, спасибо, — поблагодарил я, поднялся и приземлился на более комфортное место — на узкую койку.

Специальная комиссия, которая должна решить мою судьбу, начнёт заседание в полдень. Меня оповестили об этом ещё вчера. Добавили, что все свидетели опрошены, мотивы установлены. А значит, мне оставалось готовиться к худшему.

Поэтому поспать особо не удалось. Всю ночь я сидел на полу, ругал сам себя, бил ладонью по шее и пытался найти оправдание своему поступку. Оправдание я, конечно же, находил. Но не был уверен, что другие посчитают мою мотивацию достойным, а не позорным аргументом. Всё же здесь не детский сад, а секретная военная база, на которой должны вызреть лучшие из лучших.

— Кстати, к вам посетитель. Желаете поговорить с ним?

— А кто это? Лейтенант Терехов? Или Тищенко?

— К вам разрешили пропустить лишь этого человека. Кто он — узнаете сами. Пустить?

— Пускайте.

Спустя несколько минут скрипнула плохо смазанная решётка. Я не строил догадки. Я просто