И все-таки дернул. Язык колокола оказался очень тяжелым и скрипучим, но Ростик продолжал дергать в такт, и он стал раскачиваться сильнее. А потом краем чуть коснулся самого колокола, и тут же по металлическому телу пробежала едва слышимая звуковая волна. Ростик поднажал, даже еще не совсем заживший бок заболел, и тогда язык ударил в колокол уже сильно и звонко.

Низкий, мягкий, как звучание гравитационного котла на черных крейсерах, но и очень раскатистый звон поплыл над городом. Ростик на миг оглох, потом понял: это именно то, что надо. И подналег еще больше. Он колотил, колотил, колотил… Пока руки не стали отваливаться, пока пот не залил глаза, пока дыхание не сбилось настолько, что пришлось глотать воздух, как рыба на берегу. Тогда он остановился.

Стукнув еще пару раз по инерции, язык заскрипел, уже не доставая до стенок. Ростик посмотрел на него почти с упреком, но больше работать не мог. Обернулся. На площади стояли люди, не очень много, но вполне достаточно, чтобы начать митинг. Или просто предложить Рымолову изменить политику своего управления.

Кстати, чинуши тоже были тут. Кошеваров стоял внизу, с людьми, а вот Рымолов, Каратаев, Галя, этот новенький Сапаров и еще десяток других стояли у дверей Белого дома. Примерно там, где когда-то находилась команда Борщагова, когда их выволокли из подвала сразу после налета борыма. Вооруженной охраны пока было не видно. Что же, и на том спасибо.

Ростик повернулся к людям, которые стояли у крыльца главного в городе дома и ждали. Как ни невысока была эта площадка, с нее Ростик прекрасно видел, что подходят все новые люди. Видимо, его трезвон почти в течение трети часа долетел до самых далеких концов города. Что же, о большем он и не мечтал. Даже тройка широв стояла у зеленых кустов сирени, даже несколько червеобразных Махри обосновались на газоне сбоку от крылечка, вытягивая свои короткие и толстенькие шеи.

– Меня зовут… – начал было Ростик, и толпа мигом утихла. Ростик и не ожидал, что собравшиеся тут люди будут такими шумными. Почему-то, даже когда он замолчал, он не услышал их голосов, наверное, слегка оглох под колоколом. Нужно было взять веревку подлиннее и стоять сбоку от него, мельком подумал Рост, но сейчас это уже не имело значения.

– Знаем мы тебя, – прокричал кто-то из толпы. – Что случилось-то?

– А дело такое, – начал Рост, все уверенней набирая власть над этой толпой. – Когда мы выбрали Рымолова два с лишним года назад на должность Председателя, он обещал, что каждый может прийти сюда, ударить в колокол и высказать свои претензии.

– Было, помним.

Как во всякой толпе, эти люди говорили о себе сейчас во множественном числе. Личностное ощущение растворялось в осознании сообщества.

– И вот сейчас я решил напомнить об этом нашем праве. У меня есть претензии к этой администрации.

– Конкретно, чего хочешь-то? – снова прокричал тот же голос. Рост нашел его глазами, это был Каменщик, Степан Лукич Горячев, бывший зам Ростика в начале сражения у Бумажного холма. Видимо, он оправился от своего ранения, потому что его голос слышался без труда, хотя до него было более двух третей всей толпы.

– Эти люди, – Ростик, не глядя, указал на стоящих у дверей Белого дома Рымолова и сотоварищей, – забыли об ответственности. Они забыли, что их решения должны быть в первую очередь удобны нам, а уже потом… Служить их амбициям. Они пропустили черные треугольники пурпурных в город, хотя наши наблюдатели засекли их еще за две недели до налета.

– За две недели? – удивилась какая-то женщина в первых рядах слушателей. – Сказали бы мне раньше, я бы внуков…

– Эти люди забыли, что посылать солдат в бой – значит принять на себя ответственность за исход этого боя. Они послали пять беззащитных гравилетов на корабли пурпурных без малейших шансов на победу. Они готовы начать войну с пернатыми, войну, выиграть которую у нас опять практически нет возможности. Они готовы поссориться с лесными ящерами, потому что им кажется, они сумеют не выпустить тех из леса, а на самом деле они не знают даже численность неприятельской армии, с которой придется иметь дело. Эти люди забыли, что их произволу и глупостям мы можем противопоставить свою волю и свои требования!

– Давай, Гринев, конкретные требования, – проговорил Рымолов, не повышая голоса, очень спокойно.

Наверное, подумал Рост, со стороны видно, что моя речь не очень получилась. Хорошо, посмотрим, что из этого теперь выйдет.

– Мы требуем введения закона о периодических всеобщих и прямых выборах Председателя. И не реже чем раз в два года. Второе, мы требуем созыва законодательного собрания, которое создаст устраивающий всех документ… – Рост позволил себе усмехнуться. – Я разговаривал с некоторыми знающими людьми, они назвали этот документ конституцией. Так вот, я требую конституцию, которая наряду с другими условиями определила бы, что за решение послать воевать солдата конкретный чиновник отвечает своей шкурой. И, наконец, я требую, чтобы всяких чинуш в Белом доме стало меньше. Одесса, которая имеет численность в пятую часть от Боловска, управляется – и гораздо лучше управляется, могу заметить – всего-то капитаном Дондиком и десятком его помощников. А тут у нас – и секретари, и подсекретари, и архивариусы, и намечающие, и замечающие, и контролирующие, и разъезжающие… Мне кажется, с этим пора кончать. Такую прорву тунеядцев город больше кормить не должен…

Договорить он не успел.

– А может, потому в Одессе и сидит, как ты заметил, десяток людей с капитаном во главе, что мы тут действительно толково и разумно делаем свое дело? – вперед вышел Рымолов. Он готов был ответить теперь на вопросы Ростика и, судя по всему, не считал их сколько-нибудь серьезными. – Второе, как-то очень плохо твое предложение по созданию конституционного совета, – он усмехнулся, – согласуется с требованием сократить штат Белого дома. Не видишь тут противоречия, Гринев? А я вижу. И это противоречие заставляет меня задуматься о том, что ты сам, наверное, собираешься попасть в этот совет и тоже пристроиться…

– Ложь, – спокойно, как-то обреченно ответил Ростик. – Если бы я хотел превратиться в паразита и сидеть в одном из этих кабинетов, – он кивнул в сторону заложенных кирпичом и забранных каменными ставнями окон Белого дома, – я уже давно бы там был. И вы, Арсеньич, это знаете.

Его слова привели людей, стоящих на площади, в легкое волнение, наверное, всех удивило слово «паразит». Задело оно и Рымолова, но он быстро взял себя в руки.

– И еще я хотел бы тебе ответить, – он поднял руки. – Да, мы прозевали треугольники, и они расстреляли город. Да, мы позволили пернатым бегимлеси собраться в районе Бумажного холма. Но в целом-то мы выиграли эти войны! Мы и есть победители! Или нет? – Он посмотрел на Ростика. Вероятно, он ожидал, Рост начнет утверждать, что это он, Ростик-де победил обоих указанных врагов. Но даже Ростик, с его не очень большим опытом ведения таких вот диспутов, понимал – тогда толпа окончательно решит, что Ростик начал так говорить от обиды и потому ударил в колокол, не столько требуя изменение власти, установившейся в Боловске, сколько выбивая себе какую-нибудь должностенку. И ничего не сказал на это.