Очнулся Рост в камере. Тело болело, нет… Это было неправильно. Тело кричало от боли, по боку текла кровь. Кроме того, от него вдруг пошел какой-то странный запах – не то гнили, не то страха. Теперь Ростик знал, что этот запах может стать почти таким же его врагом, как пресловутый Калобухин.

И имя-то какое-то дурацкое. Круглое, нелепое, с явной грамматической ошибкой… И такая бешеная жестокость, злоба, ненависть. Откуда он вообще такой выскочил? Какая из социальных «ступенек» его наняла? Уж, конечно, не служаки или ремесленники. Скорее всего, чинуши, либо шестая, к которой Рост решил все-таки отнести люмпенов.

От этой идеи Ростик сначала с болью, постанывая от содрогания избитых мускулов, а потом уже почти по-настоящему принялся смеяться. Он смеялся с удовольствием, с каким-то похрюкиванием, с хрипами в забитой кровью груди.

Внезапно окошко в двери открылось. Рост замолк, отдышался, с трудом поднял руку, вытер выступившие от смеха и боли слезы.

– Заключенный, ты чего? – спросил голос за дверью.

– Анекдоты сам себе рассказываю, – ответил Рост, просто чтобы поддержать абсурдность ситуации.

– Вот и мне показалось, что ты тут ржешь, – согласился голос из-за двери, потом окошко хлопнуло и снова стало тихо. Через пару дней Калобухин опять вызвал его на допрос. На этот раз надзиратель был только один, с басом. Он держался более-менее спокойно, даже придержал Ростика однажды, когда того слишком качнуло к стене.

– Садитесь, заключенный, – сказал Калобухин, наполняя своим зловонием почти всю комнату. – С чего сегодня начнем? С какого сценария, я имею в виду? Как прошлый раз или по-новому?

– Если ты не изменил своего мнения и по-прежнему отказываешься отвечать на вопросы, то, конечно, разговор у нас опять не состоится, – признал Ростик.

Его избили снова, и на этот раз так, что он не приходил в себя, кажется, несколько дней. Он понял это по тому, насколько ему хотелось пить, когда он очухался. А может, организм был обезвожен из-за всяких мелких кровотечений… Воды в камере не было, и Ростик чуть не взвыл, когда понял, как придется мучиться. К тому же и гнилостный запах усилился.

Третий раз на допрос его уже не привели, а принесли. Увидев это, Калобухин весело поскалился, в чем-то сделавшись очень похожим на Дзержинского, так называемого «рыцаря революции», тоже, наверное, не чуравшегося пыток.

– А ты воняешь, – радостно сообщил Калобухин.

– От тебя несет куда хуже, чем от меня, – Ростик через силу усмехнулся. – Но я-то отмыться могу, а ты ни за что не отмоешься.

Амбал у двери неуверенно заржал. Калобухин метнул в него бешеный взгляд, потом достал свою палку. Рост не хотел, но не выдержал, напрягся, откачнулся в глубь кресла, стараясь держаться от палки подальше. Это, разумеется, от Калобухина не укрылось.

– Боишься?

– Тело боится, – признался Ростик. – Но я-то могу и не бояться, а вот тебе не бояться уже никогда не удастся.

– Мне? – делано удивился Калобухин. – Это чего же я боюсь?

– Всего. Всего, навозная куча. Ты боишься меня, того, что я выйду и исполню свое обещание. Других невиновных людей, которые тут наверняка тоже… отсиживаются.

– Невиновных тут нет. – Калобухин даже как-то задорно блеснул глазами за своими чудовищно толстыми линзами. – Знаешь, в чем тебя обвиняют? – Он полистал папку, лежащую перед ним. – Вот, пожалуйста. Невыполнение приказа не отступать из крепости на Скале. Дом себе вон какой отгрохал неизвестно на какие шиши. Дезертирство…

– Где и когда? – удивился Ростик.

– А последний раз. Получил во время полета пару щелчков из плазмометов пернатых и сразу же вывел свой гравилет из боя… Это как – не дезертирство?

– Я был ранен. Причем настолько, что едва сумел посадить машину. Да и Чертанов сказал, если бы ребята не поторопились, мне бы…

– А у меня есть другое заявление, от одной медсестры. Впрочем, ее фамилию мы пока в интересах следствия разглашать не будем.

– Мнение медсестры важнее заключения врача? – удивился Ростик. – И даже решили ее фамилию засекретить, причем именно в интересах следствия?

– И почему вы все, скоты, – опечалился Калобухин, – такие упрямые. Ведь все равно все подпишешь, сука. Все, что я тебе предложу, все и подпишешь. Только можно по-хорошему, а можно по-плохому…

Из-за двери раздался слабый шум. Калобухин привстал.

– Эй, кто там? Я же работаю…

Неожиданно дверь раскрылась, и в комнату вошли… Нет, это было слишком здорово. Потому что впереди шел Дондик, за ним, как-то очень жестко напрягшись, переступала мама, потом пара солдатиков с автоматами и Чернобров.

– Как вы можете, капитан?.. – начал было Калобухин, но договорить не успел.

Дондик перегнулся через стол, Калобухин отшатнулся от него. Воспользовавшись этим, Дондик выхватил папку у него из-под руки.

– Так, дело на Гринева? Интересно… – Он полуобернулся к маме с солдатами. – Забирайте его, думаю, в больнице ему будет лучше.

– Э-э… – начал было амбал Калобухина, отделившись от стены.

– Что? – удивился Дондик. – Только тявкни – и все, понял? – Он повернулся к Калобухину. – А ты, дерьмо ходячее, собирайся. Поедем к Председателю, нужно ему хоть раз посмотреть, какие правоохранительные органы он взрастил.

– Ты не можешь мне приказывать! – взвизгнул Калобухин.

– Почему же не могу? – удивился Дондик. – Ты арестован за подлог документов, – он потряс папкой на Ростика в воздухе, – за превышение власти, за нанесение побоев… Ты арестован, сволочь. Только дернись, и я тебя прихлопну. – Капитан провел рукой по кобуре на поясе. – И даже без предупредительного выстрела.

Они вышли на улицу. Даже после относительно яркой, как думал Ростик, комнаты для допросов Солнце ошеломило его своей силой. Он зажмурился, но ребята торопились, и поэтому он продолжал переступать ногами, чтобы маме, которая вела его под плечо, было не так трудно.

Она шла твердо, только стиснула зубы. И молчала. Но не раз и не два Ростик ощущал на своем лице ее уклончивый взгляд. Видимо, совсем мое дело плохо, решил он, если даже мама стесняется на меня смотреть.

Оказалось, что свою пыточную фабрику Калобухин расположил в подвале кинотеатра «Мир». И до Белого дома было – всего-то площадь перейти. Они и перешли. Причем народу вокруг было немало. И большинство из них, не то, что мама, смотрели на Ростика во все глаза.

– Да, у Рымолова теперь будет классная репутация, – немного искусственно хохотнул Дондик.

Ростику на мгновение показалось, что только ради этой их прогулки он и устроил его освобождение. Но не будем чересчур зазнаваться, и на том нужно быть ему благодарным, решил он.

Они вошли в Белый дом. Люди, стоящие в холле перед лестницей, ведущей наверх, к главным кабинетам, замолкли. А все-таки этих дармоедов слишком много, решил Рост. Или они что-то знали заранее и тоже вышли посмотреть? От Дондика всего можно ожидать, даже такого – собрать побольше зрителей для своего спектакля.