— Такая молодка ничего не увидит, даже если будет промывать глаза всю ночь напролет, — продолжала бабуся Боган. — Вам пора уходить, мэм? Я вам очень благодарна, что правда то правда, за ваши хлопоты, и не вынимайте картофелину из кармана. А что до тебя, детка, то приходи еще, и приходи одна.

— Стелла не может сама разгуливать по деревне, — решительно отрезала миссис Лорейн. — Она еще слишком маленькая девочка.

— Она очень скоро будет взрослой женщиной, — ответила бабуся Боган. — Посмотрите, как у нее округлились грудки и какой у нее взгляд, и вы увидите…

Миссис Лорейн поспешно увела Стеллу. Она жестоко упрекала себя. Эта бабуся, всегда недолюбливавшая детей, похоже, прониклась к Стелле пугающей привязанностью, и это обеспокоило миссис Лорейн.

— Она всего лишь чудаковатая старуха, моя дорогая, забудь про нее, — сказала она Стелле, когда они сели в экипаж и лошадь тронулась с места. — И будь я на твоем месте, я бы выкинула эту сумочку с рутой.

— А вы выкинете краденую картофелину, мэм? — вкрадчиво спросила Стелла.

У миссис Лорейн было чувство юмора. Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Это было то время, когда просвещение еще не распространилось всецело, и даже самые образованные люди все еще не могли избавиться от веры в волшебные силы.

1

Это произошло на Иванов день, который в этом году выпал на пятницу. И Стелла была у миссис Лорейн. Девочка проснулась с первыми лучами солнца и поняла, что снова пойдет в Кокингстон, и на этот раз одна. Было всего четыре часа, а ее первые обязанности начинались не раньше восьми, когда она относила на серебряном подносе чашку шоколада в спальню миссис Лорейн. Она быстро надела ситцевое платье, накинула плащ и неслышно проскользнула вниз. Стелла не чувствовала никаких угрызений совести, потому что никогда не обещала миссис Лорейн, что не будет ходить в Кокингстон, а ее неугомонная натура уже привыкла к таким утренним прогулкам. Но она скучала по Ходжу, ведь сегодня в первый раз она отправляется в такое путешествие одна, без него. Араминта закрыла входную дверь и ключ взяла с собой, но Стелла вылезла через окно в зале и оказалась на клумбе с колокольчиками, которая находилась как раз под окном. В саду было замечательно, и Стелла, вдохнув запах промокших от росы деревьев и левкоев, услышала море.

Она побежала через дорогу к священному руднику, села на низкий парапет, опустила руки в воду и умылась. Вода была ледяной, и падающие с ее смуглых пальцев чистые капли походили на алмазы. Овцы на кладбище в Торре еще не проснулись; Стелла различала только свернутые калачиком очертания среди надгробных камней, но твердо сказать, где могилы, а где овцы, не могла. Деревья были окутаны серой дымкой, но церковная башня и часовня Св. Михаила парили свободно и, казалось, ловили первые солнечные лучи. В стороне от шумящего моря мир казался настолько безмолвным, что она слышала звон капель, падающих в воду с ее пальцев, или шелест лепестка, сорванного ветром с куста розы. Дикий восторг вдруг охватил ее. Она вспомнила, как маленькой девочкой с разбега бросалась в объятия отца Спригта или ныряла в душистое сено. Ей и сейчас захотелось сделать что-нибудь подобное — окунуться в красоту этой летней зари и затеряться в ней. И она, как сумасшедшая, побежала вниз по Тропинке Разбойников — плащ развевался позади нее, волосы спутались, и от ветра высыхало ее мокрое лицо. Так она бежала, пока не оказалась на Япокомбском лугу, и, выбившись из сил, присела, чтобы перевести дух, выглядывая поверх травы и тимьяна, которым заросло все от тропинки до моря.

И тут Стелла увидела еще одно существо, такое же восторженное, как и она сама: это был заяц, который забавлялся вовсю. Казалось, это был сумасшедший заяц. Он делал пируэты на задних лапах, уши хлопали и трепетали, как флаги, он скакал из стороны в сторону, отталкиваясь всеми четырьмя лапами, опять приземлялся, делал кувырок, бегал по кругу, вдруг замирал, поднимался снова, летел стрелой и все представление начиналось сначала. Стелла смеялась до боли в боку. Она и раньше видела таких зайцев, но не настолько сумасшедших, как этот, и не в июне, а только в марте. Что он вытворял сейчас? Исполнив заключительный кувырок, заяц скрылся в зарослях боярышника.

Стелла со всех ног побежала за ним в заросли, не обращая внимания на промокшие от росы ботинки и юбку. Но когда она достигла боярышника, зайца уже и след простыл — он скрылся под корнями дерева, где живут лешие, или присоединился к ласточкам, которые уже звенели высоко в редеющем голубом тумане. Стелла была готова поверить всему. Никаких следов зайца не осталось, но когда она вернулась на луг, то обнаружила кое-что еще — ведьмино кольцо[19], возвышающееся над травой, а в центре его — пятно горечавок.

Плача от восторга, Стелла опустилась на колени. Они росли дома, на кладбище, и однажды она видела их на Беверли-Хилл, но потом они пропали. Девушка знала, что они растут так близко к морю. Она не сорвала ни одного цветка, потому что, очевидно, они принадлежали колдунье. Стоя в кольце, Стелла загадала три желания, а затем выбралась оттуда и побежала вниз по тропинке в Кокингстон.

К тому времени, когда она прибежала в парк, солнце уже было высоко, и мир, который до этого был окутан дымкой и молчанием, вдруг преобразился. С моря подул ветерок, и ветви вяза и каштана закачались над покрытыми рябью цветами и травами. Громко запели птицы, и шум бурлящей воды в ручье, который протекал по парку, казался звонким и радостным. Птичьи трели, звон ручья и порывы ветра превращались в гармоничную симфонию, которая будоражила весь мир, когда поднялся ночной покров и все живое снова вернулось к жизни звоном колокольчиков, хлопаньем крыльев, топаньем ног, пением и смехом. Стелла, стоя по колено в траве и незабудках, прислушивалась, слегка покачиваясь в такт цветам и деревьям, и душа ее громко пела, а каждая жилка билась в такт этой песни.

Ветер стих так же внезапно, как начался, птицы разлетелись по своим делам, и шум воды больше не казался похожим на звон волшебных колокольчиков. Трава больше не колыхалась, красные звери спокойно удалились от солнца в тень, низко к траве опустив головы. Позади Стеллы кто-то хихикнул. Дрожа от страха, она повернулась, ожидая увидеть сама не зная кого — эльфа, духа-проказника, или же одного из тех странных зеленых леших с шапками, похожими на зеленые стога сена, сдвинутые на затылок. Она часто видела их ребенком, и хотя они никогда не пытались причинить ей зла, Стелла всегда убегала при одном только их появлении.

Но на сей раз это была всего лишь бабуся Боган, одетая в старую шляпу цвета ржавчины и землистый плащ, это был ее неизменный наряд. В руках она держала большую корзину. Ее появление среди кустиков валерианы, растущих по берегам ручья, было столь неожиданным, что Стелла на мгновение засомневалась в том, что это был человек. У леших ведь тоже такие яркие, как самоцветы, глаза.