— Катенька, — посидев в молчании, позвалаЛенка, — а как же наши денежки? Перепрятывать поедем?

— Да ну их! — отмахнулась я.

А потом позвонила Наташка и велела срочно ее забирать избольницы, потому что лежать там у нее больше нет никаких сил, тем более что вседетективы ею уже прочитаны, а она худо-бедно может передвигаться на костылях.

Мы бросились за билетом на самолет и на следующий день ужемчались в Геленджик. Наташку из больницы забрали и перед обратным рейсом успелиискупаться в море. По дороге у нас было достаточно времени, чтобы подробнейшимобразом все рассказать подруге. Наташка скакала на костылях, а я готова была еена руках носить. А еще я чувствовала себя ужасно виноватой, оттого что хоть намгновение могла усомниться в подруге.

К тому моменту, когда мы вернулись, дядя Юра вышел из запоя,но, узнав, что мы летали на юг, ворчать не стал, даже наоборот, похвалил, чтомы о подруге заботимся. На машине Наташкиных родителей мы поехали на дачу, и уменя был двойной праздник. Во-первых, я предвкушала восторг, с которым Наташкаувидит наши денежки, а во-вторых, я была за рулем, потому что подруга поинвалидности расположилась вместе с костылями сзади.

Устроив Наташку на террасе, мы вначале полезли под крыльцо,а потом уединились в сарайчике и вскоре торжественно разложили на столе нашиденежки. Вместе с теми, что мы прихватили у Димы, получился миллион двестисемьдесят пять тысяч. Ленка, пересчитывая пачки, дважды пила капли и время отвремени бормотала:

— Ой, мамочка, я сейчас умру.

Потом мы сидели и пялились на стол, пока Наташка вдруг незаревела. Мы-то думали, она плачет от счастья, но все оказалось хуже некуда.

— И что мне теперь делать? — запричиталаона. — Вот я мечтала, как буду работать, потом выйду замуж за хорошегопарня, и мы будем работать вместе. И к тридцати пяти годам заработаем миллион.А теперь он лежит на столе… Вы лишили меня мечты.

— Наташка, — заволновалась я, — ты же мечталао миллионе. И вот он, миллион.

— Ага. Я же мечтала его заработать, а не стырить.Почувствуйте разницу. И что мне теперь делать, раз он у меня уже есть? Посалонам красоты болтаться с собакой под мышкой, точно я дура безмозглая? Нетуж, спасибо. Знаете что, забирайте его себе. А я уж как-нибудь сама. В концеконцов, это вы здесь мучились, а я в Геленджике полеживала без всякой общейпользы.

— А нам куда столько денег? — возмутилась я.

— Ну.., не знаю. Подумайте.

— Чего думать-то? Купить я на них ничего не смогу. Чтоя предкам скажу?

— Соври, что ко мне устроилась работать наполставки, — подсказала Наташка.

— И сколько я там буду получать?

— Ну, можно соврать, что тысяч пять, чтоб не вызыватьподозрение. Шмоток себе купишь, родителям необязательно знать, сколько онистоят.

— Мы с мамой покупаем шмотки в одних и тех жемагазинах, так что ее не проведешь. Что обо мне родители подумают? Еще решат,что я шлюха. И на фига мне это?

— Я попробую фазеру бабки впарить, — задумчивопроизнесла Ленка. — Но ведь не такую же прорву. Если твои могут решитьчерт-те что, то моего вообще инфаркт хватит, а я должна его беречь, один он уменя.

— Да… — вздохнула Наташка.

В общем, праздника не получилось. Мы сидели молча и думали,как жить дальше.

— Может, их это.., в милицию? — предложила Ленка.

— Задолбают. Еще решат, что убили кого.

— А мы про Алину Сергеевну расскажем.

— Так решат, что ее и убили. Где ее теперь искать? Апока не найдут, нам жизни никакой не будет.

— Наташка, — обратилась я к подруге, — Димкитеперь нет, и что там с вашей фирмой, неизвестно. Может, ты свою организуешь, амы там будем этими.., соучредителями? У тебя появится цель заработать миллионне только для себя, но еще и для нас. Ну, как?

— Не знаю, — вздохнула она. — Давайте их показароем. Что-то у меня глаза на них не смотрят. Если понадобятся, так всегдаможно вырыть. А мои деньги, ну, те, что у Димки взяли, делим на троих, какдоговаривались. Вы их в банк можете положить, а документы оставите у меня, чтобпредки не нашли.

На том и порешили. Баксы закопали, сто тридцать пять тысячподелили и отвезли Наташку к ее бабушке, которая встретила ее громким оханьем исразу же окружила заботой. Бабуля всегда огорчалась, что у Наташки нет временипобыть у нее подольше, и теперь, получив внучку в полное распоряжение,подозреваю, была счастлива, хоть и здорово за нее переживала.

А мы с Ленкой отправились впаривать ее фазеру деньги. ДядюЮру мы застали на кухне возле плиты. Он ласково нам улыбался, слегка стыдясь,что Ленка столь долгое время была без присмотра, причем исключительно по еговине.

— Привет, папа, — сказала Ленка. — Хочешь, яборщ сварю?

— А я уже… Вот, скоро готов будет, — засуетилсяон. — Катюша, ты с нами покушаешь?

— С удовольствием.

— Родители еще на гастролях?

— Ага. На днях вернутся.

— Ну, слава богу.

Мы с Ленкой удалились в ее комнату Петра Ильича слушать, аминут через двадцать дядя Юра нас позвал есть борщ.

— Папа, давай решим, что с деньгами делать, — съевложек пять и похвалив родителя, сказала Ленка.

— С какими деньгами? — не понял дядя Юра.

— Пап, соберись, — нахмурилась Ленка. — Мамаже звонила, ты что, забыл?

В лице дяди Юры наметилось страдание. Потом вроде что-то внем колыхнулось, но тут же успокоилось.

— Доченька, я это.., ты напомни папе.

Ленка вздохнула, демонстрируя родителю недовольство.

— Мама звонила, сказала, что ее дела идут прекрасно.Помнишь?

— Да, — кивнул дядя Юра неуверенно.

— Мама оставила подводника, и теперь у нее этот..,нефтяник Сибири. Олигарх, короче. У мамы своя машина и еще большой дом, по немухоть на велике езди. Это так мама сказала. А ты разозлился и сказал: чем навелике ездить, лучше б алименты заплатила, а то ребенок вырос без матери, всегоды денег от нее ни копейки, а ребенок в драных джинсах ходит… Папа, ты чего кджинсам-то привязался? Они не от старости лопнули, просто мода такая…

— Я, дочка… — брякнул дядя Юра и замолчал, а Ленкапродолжила: