Теперь же, коченея от холода в родительской кровати, где лежала рядом с сыном (целиком погрузившимся в биографию Лу Герига), в домике, который четыре поколения ее семьи называли «домом» (по крайней мере, на теплые летние месяцы), с холодильником, полным продуктов, беспечно купленных на кредитную карту, с новой (пусть и далеко не роскошной) машиной, бездумно купленной на средства с той же кредитной карты, Грейс с яростью подумала: «Мне не в чем себя винить».

Однако эта ярость длилась недолго.

Иногда поздними вечерами, когда Генри уже спал, она, надев куртку, выходила из дома с пачкой сигарет, найденной в одном из кухонных ящиков. Она понятия не имела, чьи они и как сюда попали. Грейс спускалась к воде, ложилась на покрытый инеем причал и закуривала. И шальная радость возвращалась, обжигая горло, широкой струей заполняя легкие и разносясь с кровью по всему телу. Она наблюдала, как белое облачко дыма ускользает в ночную тьму – явственное доказательство того, что по крайней мере в эту минуту она жива, пребывает в здравом уме и более-менее способна действовать. Ей подумалось, что именно это и вызывает зависимость – яркое подтверждение собственного существования. Это опьяняло. Это вселяло необходимую уверенность и придавало сил.

Она не курила восемнадцать лет, с того самого вечера, как повстречала будущего онколога, но не помнила, чтобы когда-то раньше курение вызывало у нее такой шквал эмоций. Теперь, затянувшись, Грейс ощутила, что в миг, когда в ее жизни появился Джонатан, кто-то будто нажал огромную клавишу «пауза», которую отпустил только сейчас. Внезапно она словно вернулась в те студенческие годы, когда все большие решения и события еще ждали ее впереди. Вот только теперь у нее появился ребенок и некая символическая профессия.

А еще книга, которую вот-вот напечатают. Во всяком случае, ее готовили к печати, когда Грейс покидала Нью-Йорк. На экране телефона то и дело мелькали имена: Сарабет, Мод, Дж. Колтон. Грейс не ответила ни на один из их звонков. А сообщения даже не открывала. Почти развлечения ради она гадала, что они сочли нужным ей сказать. Статья в «Вог» так и не появится. Издание «Тудэй» вряд ли захочет снова взять у нее интервью, разве что, наверное, в связи с гибелью Малаги Альвес. Что же до самой книги… «Кто, – Грейс намеренно заставила себя закончить эту мысль, – сознательно обратится за консультацией к эксперту по семейным отношениям, чей муж завел роман с другой женщиной? Или имел ребенка от своей любовницы? Или вообще убил эту женщину? Или обворовал жену, наврал ей и бросил ее на выжженной земле неопределенности и неизвестности…»

Нет, это не боль. Что бы Грейс ни чувствовала в этот момент, лежа на спине и окоченев от холода, пуская дым в морозный ночной воздух, но это точно не боль. Однако боль не заставит себя ждать. Она была близко, очень близко. По ту сторону стены, и никто не знает, как долго эта стена продержится.

Грейс снова затянулась и выдохнула дым, глядя, как он поднимается вверх. Когда-то ей нравилось курить – но не потому, что она сомневалась во вреде курения или хотела умереть. Она не была ни невеждой, ни мазохисткой. Но тем памятным вечером она, вернувшись в квартиру, которую снимала вместе с Витой на Центральной площади, прикончила последнюю пачку сигарет, сидя на пожарной лестнице, думая о Джонатане и о его планах на жизнь. Ему она никогда не говорила, что курила. Просто больше этот факт не имел для нее значения, ведь самое важное тогда только начиналось. Но ведь это значит, что Грейс врунья, да?

В подвале переплеталось столько коридоров, и как так вышло, что она очутилась именно в том? И разве важно, что по этому коридору просто ходили чаще, чем по другим? Теперь Грейс думала, что все это уже не имело значения. Самое главное: она совершила ошибку и слишком долго не видела правды. Так она оказалась на краю причала зимней ночью, объятая и парализованная ужасом. А ее сын, почти подросток, только что лишившийся отца, свернулся калачиком, чтобы согреться в нетопленом доме, вырванный из своей привычной жизни и отчаянно нуждающийся в мудром совете, а она даже объяснить ничего ему не могла.

«Я с этим справлюсь», – подумала Грейс, выдыхая дым.

Дым утекал в застывшее небо, иссиня-черное, усыпанное сверкавшими звездами. Они и луна служили единственными источниками света, кроме лампы в гостиной и старого фонаря над крыльцом, в котором горела лишь одна лампочка из трех. В деревне пустовали почти все дома, кроме еще одного – каменного коттеджа у дальнего конца озера. Из трубы вилась тонкая струйка дыма. Вокруг было тихо. Очень, очень тихо. Разве что иногда ветер приносил откуда-то обрывки музыки, причем очень необычной. Грейс показалось, что музыка эта похожа на звуки какой-то скрипки, но не той, которую оценил бы Виталий Розенбаум. Эти звуки навеивали мысли о южных горах, где люди рядком сидели на крылечках и смотрели на деревья. Иногда по ночам она слышала один инструмент, иногда больше: вторую скрипку и, возможно, гитару. Однажды Грейс показалось, что она услышала человеческие голоса и смех, и тогда заставила себя сосредоточиться на этих звуках, словно могла смутно припомнить, на что же они походили.

Но по большей части слышалось лишь потрескивание дров в очаге и шелест переворачиваемых страниц.

Приближалось Рождество – день, о котором она вообще не думала, – и утром Рождественского сочельника Грейс повела себя как ни к чему не готовый муж. Впервые оставила Генри одного дома и поехала на север в Грейт-Баррингтон, чтобы купить ему какой-нибудь подарок. Но когда наконец добралась до торгового центра, то обнаружила, что некоторые магазины уже закрываются, и побежала вдоль витрин, в отчаянии глядя на бесполезные, непонятные, неуместные и ненужные вещи. Слоняясь между стеллажами в книжном, Грейс искала книгу, которая заинтересовала бы Генри, но вскоре пришлось убедиться, что здесь ей ничего подобного не найти. На такой подарок сын просто сказал бы «спасибо», потому что его приучили благодарить всех, сделавших что-то из вежливости. Грейс знала, что такого ему будет недостаточно. Во всяком случае, в этом году.

Поэтому она отправилась в спортивный отдел, заставив себя пролистывать книгу за книгой. История клуба «Янкиз». Хорошо. Книга о Негритянской бейсбольной лиге – это хотя бы история. И что-то о Национальной футбольной лиге – она выбрала эту книгу потому, что открыла ее наугад и прочла вполне пристойное по стилю предложение. Еще одну книгу, про баскетбол,