Рука снова взлетела к лицу Ферриса. На этот раз Хани ударил столь сильно, что опрокинул Ферриса на пол вместе со стулом. Феррис лежал на полу и стонал, пока Хани не выключил видеокамеру.

— Иисусе, — сказал Феррис, потирая щеку, после того как Хани развязал ему руки и усадил обратно. — Это было круто, мать его так.

Вызвали доктора-киприота, чтобы оказать помощь Феррису. Хани сам настоял на этом. Он понимал, что съемка должна произвести впечатление жестокости, но очень расстроился, что ударил Ферриса так сильно, до крови. Хани предложил Феррису сделать перерыв на час и покормил его кебабом и рисом. Предложил арак, но Феррис отказался. Им предстояло выполнить самую важную часть плана, и голова у него должна оставаться ясной.

Феррис переоделся в тюремную одежду: простые серые штаны и тунику. Затем он пошел вместе с Хани в большую комнату для допросов, где стояло три стула. Феррис сел на один из них и терпеливо ждал, пока его снова свяжут по рукам и ногам. Затем его оставили одного. Он не видел видеокамеры, но знал, что она наведена в комнату, через два зеркала, на стул, стоящий перед ним.

Через десять минут привели Сулеймана. Его вели два охранника, на руках и ногах его были кандалы. Охранники грубо толкнули его, усаживая на стул перед Феррисом. Сначала он не узнал американца, а когда узнал, пробормотал проклятие. Феррис поднял взгляд. Его лицо было куда более побитым, чем у Сулеймана.

— Ты Фариз, человек из ЦРУ, — сказал Сулейман. — Что ты здесь делаешь, собака?

Феррис вздрогнул от его слов, как от удара. Нужно всего пару фраз Сулеймана, пара десятков слов, и все будет готово.

— Ты был не прав насчет меня, — прохрипел он. И уронил голову, словно в изнеможении.

Больше он не говорил ничего, только время от времени тихо стонал, ожидая, что Сулейман заговорит снова. Прошло тридцать секунд, минута. Феррис уже забеспокоился, что Сулейман не клюнет на приманку, но тот наконец заговорил.

— Почему ты здесь? — снова спросил Сулейман.

— Они меня поймали, — ответил Феррис. — Заставили сознаться.

— Так, значит, это правда? Ты мусульманин? Ты действительно работал с нами?

— Что? — переспросил Феррис, вздрогнув, словно от боли.

— Ты из ЦРУ, но ты работал с нами?

— Вместе? — простонал Феррис. Это выглядело как вопрос.

— Да. Вместе. Ты работал с нами, Фариз?

— Да. Все это время.

— И все доклады из ЦРУ — правда?

— Чистая правда. Вы были внутри ЦРУ.

— Уолла! — воскликнул Сулейман. — Я был внутри ЦРУ. Это меня радует. Слава Аллаху.

— Слава Аллаху, — повторил Феррис.

— Мы могли столько сделать вместе, для уммы. Так много.

Феррис застонал и уронил голову на грудь. Достаточно, не надо переигрывать. Сулейман снова спросил его о чем-то, но в ответ он только застонал.

Спустя десять минут в комнату вошел Хани, в маске. Он крикнул Сулейману и Феррису, чтобы они приготовились, и сел на третий стул.

Хани говорил на резком диалекте арабского, а не своим обычным приятным тоном. Так, как оперативник «Аль-Каеды» мог бы допрашивать своего бывшего шефа, предавшего их дело.

— Смотри мне в глаза, Карим аль-Шамс, Сулейман Великолепный. Где ты получал информацию от Роджера Ферриса, сотрудника ЦРУ?

Сулейман засмеялся. Шоу началось. Хани влепил ему пощечину, куда сильнее, чем Феррису. Потом ударил ногой по голени, по колену и по бедру. Скрытая камера сняла его ногу, но не его лицо.

— Ты получал информацию от Роджера Ферриса, человека из ЦРУ? — повторил вопрос Хани.

— Да, — простонал Сулейман. — И рад этому. Слава Аллаху. Это была наша победа.

— Почему ты совершил столь ужасный поступок? — прорычал Хани.

— Мы гордимся этим. Мы гордимся своей операцией с американцем.

— Ты позор для мусульман. Я заткну тебе рот моим ботинком. Ты опозорил всю умму.

— Я никого не позорил. Я горжусь сделанным. Эта операция с американцем — великое благо для всех мусульман. Она показала, что мы можем сделать все, что угодно.

Хани со всей силы ударил Сулеймана кулаком по лицу, словно он был не в состоянии контролировать свой гнев. У Сулеймана пошла кровь из носа. Хани выкрикнул проклятие, встал и вышел. Оператор щелкнул камерой, выключая ее. Теперь у них было все необходимое.

Пришел один из людей Хани, чтобы развязать Ферриса. Когда его руки и ноги стали свободны, Феррис встал и посмотрел на Сулеймана, улыбаясь. Сулейману хватило этого, чтобы понять, что произошло. На его лице появилось отчаяние. Он внезапно все понял.

— Ты проиграл, — сказал ему Феррис.

Сулейман в отчаянии закричал, это было завывание человека, чей дух был сломлен. Они взяли его. Он работал с человеком из ЦРУ. Это еще хуже, чем просто смерть.

В Бейруте Феррис остановил такси. Он сказал водителю, что ему нужно в Дамаск. Три часа езды от подножия горы Ливан. Это была «субару», вполне удобная машина. Сначала он хотел поехать на маршрутном такси сервиси, но Хани отговорил его. Будет странно, если американец сядет в одну машину с турецкими рабочими и суданскими горничными. Нужно просто найти хорошую машину и сесть на заднее сиденье. Как настоящий американец. Говоря по правде, Хани вообще не хотел, чтобы Феррис ехал в Дамаск. Доставить пленку в «Аль-Джазиру» может и кто-нибудь другой. Но Феррис настоял на своем. Если что-то пойдет не так, он единственный, кто может все объяснить. Само его присутствие доказывает подлинность записи. Хани понимал, что это так, но все равно протестовал. Он предложил послать вслед за ним группу спецназа в качестве телохранителей, но Феррис отказался. От этого поездка станет лишь более опасной. Хани согласился с ним, но все равно происходящее его не радовало. Он не хотел, чтобы бомба, которую вез Феррис, взорвалась в его руках.

«Субару» отъехала от прибрежного Бейрута и начала забираться в гору, мимо стоящих на склонах холмов городов Алей и Бхамдун. На вершине горы Ливан лежала толстая шапка снегов, а дороги на перевале были покрыты коркой льда, несмотря на солнечный день. Они миновали перевал, блок-посты ливанской армии и покатились вниз, к городу Хтаура и долине Бекаа. Приближаясь к сирийской границе, Феррис почувствовал, как в его животе растет комок страха. Каждый раз, попадая на Ближний Восток, он со страхом думал об этой границе. Это было место, откуда не возвращаются. Пересекая ее, ты отдавал себя на милость незримых рук.

Хани дал ему иорданский дипломатический паспорт. Теоретически это должно было сильно упростить дело. Но сирийцы заинтересовались. Зачем этот человек, «Фариз», едет сюда, представляя Иорданию? Их информационные системы были слишком примитивны, чтобы провести серьезную проверку, но они все равно заинтересовались. Они спросили Ферриса, сколько времени он намерен провести в Сирии. Пару часов, ответил Феррис. Ему надо доставить почту, и потом он сразу вернется в Ливан. Похоже, это успокоило капитана пограничников. Может, это и неприятность, но недолгая.