ними к лифту в конце длинного коридора. По стенам висели картины и фотографии древних битв и на полу был ковер, но в остальном коридор был как пещера. Проклятый Пентагон, в сотый раз подумал он. Глупейшее из когда-либо построенных зданий. Никто не мог ничего найти и его нельзя было укараулить ни за какую цену. Почему кто-нибудь не мог взорвать его?

Они отправились к Белому Дому наземной машиной. Полет был лишней деталью для беспокойства и, кроме того, этим путем он получал возможность увидеть вишневые деревья и цветочные клумбы вокруг Джефферсона. Потомак был коричневым месивом. В нем можно было плавать, если обладать крепким желудком, но несколько администраций назад армейские инженеры дали ему бетонные берега. Теперь они сдирали их и это вызывало обвалы грязи.

Они проехали через ряды правительственных зданий, некоторые в запустении. Городское возрождение дало Вашингтону все конторское пространство, которое когда-либо могло понадобиться правительству, и больше, так что тут были заброшенные здания как реликты времени, когда округ Колумбия был самым пораженным преступностью городом в мире. Однако, когда-то в юности Гранта, из Вашингтона вышвырнули всех, кто там не работал, и быстро последовавшие затем бульдозеры снесли жилые дома. По политическим причинам офисы исчезли столь же быстро, как были разрушены другие здания.

Они проехали мимо бюро Контроля над населенностью, объехали Эллипс и мимо старого Госдепа к воротам. Охранник внимательно проверил его личность и заставил положить ладонь на маленькую сканирующую панель. Затем они въехали в туннель к подвалу Белого Дома.

Президент встал, когда Грант вошел в Овальный Кабинет и остальные вскочили на ноги, словно их катапультировало. Грант пожал всем руки, но внимательно посмотрел на Липскомба. Сомнений нет, Президент чувствовал напряжение. Ну, они все чувствовали.

Министра обороны не было, но впрочем, его всегда не было. Министр был политическим битюгом, контролировавшим блок голосов Аэрокосмической гильдии и даже большой блок акций аэрокосмической промышленности. Покуда правительственные контракты обеспечивали его фирмы заказами, а его людей работой, он плевать хотел на политику. Он мог присутствовать на формальном заседании Кабинета, где никогда ничего не говорилось и никто бы не увидел разницы. Джон Грант был в такой же степени обороной, как и ЦРУ.

Немногие из людей, сидящих в Овальном Кабинете, были хорошо известны публике. За исключением Президента, любой из них мог прогуляться по улицам любого города, кроме Вашингтона, без страха быть узнанным. Но власть, которую они контролировали как помощники и заместители, была огромной и они все это знали. Здесь не было нужды притворяться.

Служитель принес напитки и Грант принял шотландское виски. Некоторые не доверяли человеку, который не пил с ними. Его язва устроит ему кромешный ад, а его врач — еще один, но врачи и язвы не понимали реальной власти. Так же как и я, подумал Грант, или любой из нас, но мы обладаем ею.

— Не начнете ли, мистер Каринз? — предложил Президент. Головы повернулись к западной стене, где у справочного экрана стоял Каринз. Справа от него пылала огоньком полярная проекция Земли. Огоньки показывали расположение вооруженных сил, которыми командовал Президент, но контролировал Грант.

Каринз стоял уверенно, с брюшком, переваливавшимся через ремень. Этот жир был просто неприличен в столь раннем возрасте. Герман Каринз был вторым самым молодым человеком в этой комнате, помощник отдела административно-бюджетного управления и был, говорят, самым блестящим экономистом, когда-либо выпускавшимся Йельским университетом. Он был также самым лучшим политическим техником в стране, но этому он научился не в своем университете.

Он активизировал экран, чтобы показать набор цифр.

— У меня самые последние результаты опросов,— слишком громко произнес Каринз.— Это настоящие, а не мусор, что мы даем прессе. Они воняют.

Грант кивнул. Разумеется, воняют. Объединенная партия колебалась примерно на тридцати восьми процентах, как раз почти поровну разделившихся между республиками и демократическим крылом. Патриотическая партия Гармона получила как раз за двадцать пять. Крайне левая освободительная партия Миллингтона получила свои обычные десять, но настоящим ударом была Бертранова партия Свободы. Популярность Бертрана стояла на невероятных двадцати процентах населения.

— Эти цифры для тех, кто имеет мнение и может голосовать,— пояснил Каринз.— Конечно, есть обычная орава, которой наплевать, но мы знаем как они разделяются. Они так или иначе последуют за всяким, кто доберется до них последним. Вы видите, новости плохие.

— Вы уверены в этом? — спросил помощник генерального почтмейстера. Он был лидером республиканского крыла Объединенной партии и не прошло еще и шести месяцев с тех пор, как он говорил им, что они могут забыть о Бертраме.

— Да, сэр,— ответил Каринз.— И поддержка растет. Эти беспорядки на трудовом съезде, вероятно, дали им еще пять пунктов, здесь не показанных. Дайте Бертрану шесть месяцев, и он нас опередит. Как вам нравятся их яблочки, мальчики и девочки?

— Не нужно быть легкомысленным, мистер Каринз,— сказал Президент.

— Сожалею, мистер Президент,— Каринз совсем не сожалел и он победоносно ухмылялся помощнику генерального почтмейстера. Затем он щелкнул переключателем, демонстрируя иные расклады.

— Мягкие и твердые,— объяснил Каринз.— Заметьте, что голоса Бертрана весьма мягкие, но твердеют. Гармоновские настолько тверды, что их у него не отнять без ядерного оружия. А наши малость походят на масло. Мистер Президент, я не могу даже гарантировать, что мы будем самой большой партией после выборов, не говоря уж о том, что сможем сохранить большинство.

— Невероятно,— пробормотал председатель комитета объединенных начальников Штабов.

— Хуже, чем невероятно,— покачала головой представитель коммерции.— Катастрофа. И кто победит?

— Бросайте жребий,— пожал плечами Каринз.— Но если бы мне пришлось говорить, я бы выбрал Бертрана. Он получает больше наших голосов, чем Гармон.

— Вы все молчали, Джон,— сказал Президент.— Что вы об этом думаете?

— Ну, сэр, довольно ясно, какой будет результат: кто бы ни победил, это пока что не мы.— Грант поднял стакан виски и с облегчением глотнул. Он решил выпить еще и черт с ней, с этой язвой.— Если победит Гармон, он выйдет из Кодоминиума и мы получим войну. Если верх возьмет Бертран, он ослабит безопасность, Гармон со своими штурмовиками выгонит его и мы все равно получим войну.

Каринз кивнул.

— Я не представляю, чтобы Бертран продержался у власти больше года, вероятно, и того меньше. Этот человек слишком честен.

Президент громко вздохнул.

— Я помню время, когда люди это говорили обо мне, мистер Каринз.

— Это все еще правда, мистер Президент,— поспешно заверил Каринз.— Но вы достаточно реалистичны, чтобы позволять нам