— Стефания все время настороже, — подала голос Добря, — и на шаг не отпускает от себя Генриха. Да и он не из слабых. Стоит Воину заподозрить, что против них что-то замышляется, обязательно даст отпор. В храме он будет безоружен, а для Стефании приготовили огромное платье, которое сделает ее неповоротливой.

— А как мы незаметно войдем в храм? У Искры просто чутье на Луну.

— За органом есть второй выход, который ведет прямиком в кабинет короля. Еще Артур Пятый пользовался им, когда хотел присутствовать на службе, не показываясь на глаза прихожанам.

— Значит, осталось только ждать?

***

А теперь Луна смотрела на лежащего в крови Ветра и на воющую от боли подругу, рука которой почернела до локтя. И неизвестно было, выживет Генрих после такого обряда или нет. Дух Воина сопротивлялся, а его истинное имя произносить никто не решался, надеясь, что Лилия все-таки справится. Король сидел рядом и не позволял царевне заняться собственными страшными ранами. Словно вознамерился умереть сразу же после того, как уйдет из жизни его сын.

Луна чувствовала себя бесполезной, хотя уже вытащила нож из бедра Змея и остановила кровь. В него попали, когда он бежал, взвалив на плечо тело Генриха. Если бы не Лоза, внезапно появившийся из портала и свернувший шею нападавшему, все могло закончиться куда печальней.

До кабинета они так и не добрались, остановились за поворотом, недалеко от потайной двери, выкованной из железа — здесь, во всяком случае, было безопаснее, чем в обезлюдевшем дворце.

Поджидающая их Добря, которая боясь спугнуть бывшую воспитанницу так и не появилась в храме, беспрестанно читала молитвы. Ее быстрый шепот только добавлял тревожности.

А за стеной слышался вой пламени и грохот рушащегося здания. Хорошо, что подземный ход был оборудован умело, и дым, лезущий со всех щелей, быстро выдувало.

— Все! Не могу больше! — простонала Лилия и осела, будто сдувшийся мешок. На ее почерневшую руку страшно было смотреть. Змей подставил плечо, чтобы подруга не упала навзничь.

Завыл, словно раненный зверь, король.

А Луна, понимая, что сейчас Добря произнесет имя Воина, и Ветер умрет, в отчаянии подползла к нему, обхватила его голову руками и прокричала в самое лицо:

— Ну же!!! Ну!!! Ветер!!! Ты не можешь уйти! Ты не можешь сдаться без боя! Ты не такой! Тебе есть ради чего жить!

И поцеловала. Со всей страстью.

Ветра затрясло. Хлынула носом кровь, и он начал задыхаться.

— Имя твое… — на распев произнесла Добря.

— Нет!!! Нет!!! — Луна легла на Генриха, закрывая его своим телом, будто это могло помочь. — Нельзя убивать любовь!!!

Но было поздно.

Монахиня встала во весь рост и изменившимся до неузнаваемости голосом выкрикнула:

— Имя мое Михаэль!

Король закрыл рот обеими руками, гася крик отчаяния.

— Я свободен, — просипела монахиня и рухнула замертво. Пронесшийся по подземелью вихрь потушил все факелы, и стало так темно, что невозможно было рассмотреть собственные пальцы. Баюкая руку, тихо скулила Лилия. Лоза исчез в открытом портале, но тут же вернулся с раздобытой где-то свечой.

Генрих дышал ровно, и обессилевшая от слез Луна слышала, как гулко бьется его сердце. Не веря, что все закончилось, царевна слезла с принца, коснулась рукой его лба и, обернувшись на вставшего на колени Эдуарда, спросила:

— Он что, спит?

— Добря умерла, — Лоза сидел подле монахини. Бахриман закрыл ее глаза и тихо запел на незнакомом языке. Именно этот голос слышала в своих видениях Луна. Песня была печальной и вновь заставила плакать.

— Добря убила себя, впустив дух Воина, — произнес Змей, помогая подняться Лилии.

— Он сам назвал свое имя, — король прижал руку к груди. Ему трудно было говорить.

Вихрь, нашедший выход из подземелья, полетел прямиком в тронную залу, где на полу лежало тело Стефании. В ее мертвых руках была зажата корона.

— Микаэлла, — прошептал он.

В огромном помещении единым залпом лопнули все оконные стекла.

Уставшие воины, вовремя подоспевшие на подмогу королевскому гарнизону, едва устояли на ногах, когда мимо них пронесся шквал, уносящий с собой разноцветные осколки.

Там, в вышине, где черный дым пожарища смешивался с плывущими по небу облаками, вдруг выросли две полупрозрачные гигантские фигуры: темноволосой девушки, на голове которой чудесными красками битого стекла переливался венок, и светловолосого мужчины, тянущегося к ней с поцелуем. Стоило их губам соединиться, как хлынул очищающий дождь, моментально погасивший Адово пламя.

Удивление людей было безмерным, но никто из наблюдавших за странным явлением не мог определенно сказать, куда подевалась целующаяся пара. То ли ее развеял ветер, то ли заволокло тучами. Кусочки разноцветного стекла потом находили даже в пригороде столицы. Поговаривали, что они обладали странными свойствами: стоило через такой осколок посмотреть на человека, как сразу было ясно, добрая у него душа или нет. Врали, наверное.

Прошел месяц. Стелла покинула Эрию и теперь жила в Лунном дворце.

Что еще ей оставалось делать, как не вернуться домой?

В тот же день, когда дух Воина убил Добрю, царевна обнаружила, что потеряла свой дар. Она словно выгорела и теперь не могла помочь ни страдающей Лилии с ее почерневшей рукой, ни королю, ранами которого занялись придворные лекари, ни Генриху, не покидающему из-за навалившейся слабости постель.

Царевна, конечно, навещала его, но принц смотрел на нее как-то отрешенно, а если говорил, то ничего не значащими фразами.

— Как там на улице?

— Вчера выпал снег.

Дотронуться до его руки Стелла не смела. Кто она такая? Не невеста, не подруга. И уже не та тринадцатилетняя девчонка, которая смело отправилась за ним в подземелье. А другой ее Ветер не знал.

Он часто притворялся спящим, хотя до того, как она открывала дверь, вполне бодро беседовал то с Алексом, то с Бертраном.

Луна узнала Алекса — именно он исполнял роль посла, который принес весть о разрыве помолвки. Хотя он был приветлив и не напоминал о последнем визите в Лунный дворец, Стелла чувствовала себя неловко — будто ей однажды уже указали на дверь, а она продолжала на что-то надеяться.

Все мысленные метания прервало радостное известие: царь Берелив до сих пор находится в столице. Здоровье младшей дочери не позволило ему немедленно отправиться в долгий путь — еще один повод пожалеть об утраченном даре. Стелла не излечила сестренку, когда была в полной силе, а теперь как лекарь была вовсе никудышная.

Но и здесь все более-менее уладилось.

Король Эдуард послал к Береливу Петра.