— Преданного друга семьи, — кивая, уточнил Хокинс.

«Он считает, что я еще свидетель Хелен; думает, что я ее последний и самый выигрышный шанс».

— Какое впечатление у вас создалось об их семейной жизни?

Вот оно!

— К сожалению, они часто ссорились. В первые же дни моего знакомства с ней… с миссис Кодрингтон, она призналась, что несчастна в семейной жизни. Иногда они по неделе не разговаривали друг с другом.

— Какую комнату вы занимали в доме на Экклестон-сквер осенью 1856 года?

— Большую спальню, примыкающую к спальне Кодрингтонов.

— Вы хотите сказать, что они спали в одной комнате?

Фидо с трудом верила, что во всеуслышание говорит о столь интимных вещах.

— В то время очень редко. Эта спальня скорее считалась супружеской, — нерешительно пояснила она.

— Они спали там вместе после возвращения истца из Крыма в августе и до октября указанного года?

— Поскольку это было давно, я не помню, чтобы замечала это. — Ложь, она всегда знала, где спала Хелен: всего в нескольких дюймах рядом с ней или за закрытой дверью в соседней комнате.

— Когда миссис Кодрингтон спала с вами в вашей комнате?

— В отсутствие адмирала. — Опасаясь, что ее поймают, Фидо добавила: — А иногда также, когда он находился дома. Я страдаю астмой и порой нуждаюсь в медицинской помощи… — «Разве для этого нет горничной?» — спросила она себя, но Хокинс оставил это заявление без уточнений.

— А когда миссис Кодрингтон не спала с адмиралом, где он проводил ночь?

— В своей комнате.

— Вы говорите о третьей комнате, по другую сторону от вашей?

— Нет, я… — Боже, она уже запуталась. — Он спал в той комнате, которая считалась их общей спальней. А она находилась в смежной с моей спальней.

Ей показалось, что дело не стало яснее, но Хокинс только спросил:

— Эти две комнаты имеют общую дверь?

Фидо кивнула.

— Пожалуйста, ответьте словами.

— Да. — Разумеется, все должно быть записано. Словно вырублено в камне.

Хокинс заговорил тоном рассказчика истории о привидениях.

— Мисс Фейтфул, в те ночи, когда миссис Кодрингтон спала с вами в одной комнате, эта дверь запиралась?

— Она плотно закрывалась, но не запиралась на ключ. Хелен… ответчица… иногда ходила туда и обратно. — Она тут же пожалела о сказанном. Это вызывает представление о мелькании в темноте.

— Заходил ли когда-либо к вам истец, когда вы спали с его женой?

Она насторожилась.

— Он мог зайти, чтобы что-то сказать ей или разбросать угли в камине.

Адвокат вопросительно поднял бровь:

— Вы часто зажигали камин в вашей спальне?

— Это из-за моего здоровья; у меня была лихорадка и давняя астма, — объяснила она странным извиняющимся тоном. — Адмирал был… очень беспокойным; он не доверял горничной следить за огнем в камине. — Ей следовало сказать «в каминах»; почему он выбрал камин в ее комнате, а не те, что внизу? Все прозвучало так странно, что она невольно начала оправдываться. — Мне это не нравилось, и я сказала ей… миссис Кодрингтон, что лучше бы она не разрешала ему заходить. Но она только засмеялась и ответила, что если адмиралу нравится роль горничной, то ей это безразлично.

Хокинс два раза подряд кивнул, словно желая умерить ее нервозность.

— Перейдем к ночи одиннадцатого, — значительно произнес он. — Во сколько вы и миссис Кодрингтон отправились спать?

Фидо напряглась до предела.

— Наверное, около десяти… Я приняла лекарство, — подчеркнула она, — и крепко заснула.

— И в какое время вы проснулись?

— Этого я не могу сказать. — Она прокашлялась слишком громко. — Помню только, что огонь почти совсем погас, и я увидела, как из двери выходит какая-то фигура в белом.

Хокинс слегка нахмурился.

— Нет-нет, мисс Фейтфул, начните с самого начала.

— Я и рассказываю с самого начала, — стиснув зубы, сказала она.

Он ничего не понимал и думал, что нужно слегка подбодрить свою главную свидетельницу.

— Сначала истец вошел через общую дверь?

Фидо покачала головой:

— Нет, я проснулась и увидела фигуру в белом, которая выходила из комнаты, и решила, что это был адмирал, поскольку больше никто не имел обыкновения входить к нам, и миссис… и ответчица сказала мне потом, что это был он. — Она говорила слишком быстро и неясно. Если все это правда, то почему кажется ложью?

Еще больше нахмурясь, Хокинс заглянул в свои записи.

— Он был в ночной сорочке?

— Кажется, в халате. — Это не так непристойно. — На самом деле все произошло так быстро, что я с трудом могла объяснить, что я видела; я еще была под действием лекарства и не совсем очнулась.

— На нем были брюки?

— Этого я не могу утверждать, — резко ответила она.

— Что еще вы желаете поведать жюри об этом инциденте?

— Ничего.

Адвокат сверлил ее взглядом.

— Мисс Фейтфул, уверен, что вы не все говорите из-за женской скромности, а не из желания нарушить присягу.

От этого предположения у Фидо начало отчаянно колотиться сердце. Она покачала головой, стараясь не смотреть туда, где сидит ее сестра. Как Эстер расскажет все родственникам?

— Должен ли я напомнить вам, мисс Фейтфул, что 29 сентября вы дали совершенно иные показания об этом инциденте солиситору ответчицы мистеру Фью?

У Фидо перед глазами поплыли черные пятна.

— Я это сознаю, — едва не запинаясь, сказала она. — И рада возможности рассеять любые недоразумения.

— Недоразумения?! — У Хокинса едва не сорвался голос. — Мадам, или вы лгали, подтверждая свои письменные показания под присягой, или лжете сейчас!

Присяжные смотрели на нее, вытаращив глаза и открыв рот. Сидящий за столиком юристов Фью не сводил с нее злобного взгляда. Она смотрела на свои руки.

— Нет, думаю, я сказала мистеру Фью то же самое, что сказала сейчас вам, — с запинкой произнесла она, — но с добавлением некоторых подробностей.

— Вот именно, с добавлением одной очень важной подробности! — неистово бушевал Хокинс. — А именно, что вас разбудило… Позвольте мне зачитать четвертый параграф: «Истец в ночной рубашке вошел в комнату и забрался в кровать, где спали миссис Кодрингтон и мисс Фейтфул, и ему помешало выполнить его намерение только сопротивление проснувшейся мисс Фейтфул».

Гул голосов в зале оглушил ее. Лицо ее горело, будто от ожога.

— Так сказала миссис Кодрингтон, — еле слышно объяснила она.