Профессор подвинулся поближе к дочери и погладил ее ладонью по спине, пытаясь успокоить.

— Мне очень жаль, — мягко сказал он.

— Мне тоже, — добавил я. — Но я до сих пор еще не понимаю, почему вы думаете, что морсего не позволят нам отсюда выбраться.

Валерия посмотрела на меня своими пронзительно-голубыми глазами, цвет которых казался еще более ярким благодаря ее иссиня-черным волосам, доходящим до плеч.

— На следующее утро, — сказала она, с трудом заставляя себя говорить твердым голосом, — двое наших товарищей попытались покинуть этот заброшенный город в дневное время, надеясь вернуться сюда со спасательной группой и тем самым спасти всех остальных.

— И что произошло?

— Пару дней спустя мы нашли их трупы. Они лежали у основания вон той лестницы. Им отрезали головы и вынули внутренности…

— Боже мой… — прошептала Кассандра.

— Кстати, — добавила Валерия, поворачиваясь к Касси, — у одного из них был желтый непромокаемый плащ — точь-в-точь такой, как тот, который завязан узлом у тебя на поясе.

Костер тихонько потрескивал, освещая шесть грязных, осунувшихся и печальных лиц. От наших спин тянулись далеко назад длинные подрагивающие тени, похожие на черных призраков.

— Но ведь в этом же нет абсолютно никакого смысла… — пробормотал профессор, выдержав довольно продолжительную паузу. Прошло уже несколько минут после того, как Валерия закончила свой рассказ и мы погрузились в испуганное молчание.

— А что, разве есть какой-то смысл во всей этой вашей затее? — пробурчал я.

Профессор, не обратив на мою реплику ни малейшего внимания и думая о чем-то своем, покачал головой.

— Эти… морсего, или как их там называют, ведут, по всей видимости, ночной образ жизни, да?

— Да, именно так, — согласился Клаудио. — В этом можете быть уверены. Днем они находятся под землей, в туннелях, а вот ночью…

— Понятно, понятно, — закивал профессор. — Они — ночные хищники, а потому, похоже, не переносят прямого света фонарика или костра, как и большинство ночных хищников, глаза которых болезненно воспринимают яркий свет. Однако я не могу согласиться с тем, что они обладают волей, позволяющей им осознанно не давать нам покинуть этот город, поскольку данный волевой акт предполагает наличие интеллекта и способность планировать. Животные не способны…

— Животные? — перебила его Валерия. — А кто вам сказал, что они — животные?

Профессор смущенно посмотрел на нее.

— Что ты имеешь в виду? Если они не животные, то получается, что они…

— Они, конечно же, люди, — решительно заявила Валерия. — По крайней мере когда-то ими были.

— Но ведь это… какой-то абсурд.

— Я недавно столкнулся с одним из них лицом к лицу, — вмешался в разговор я, решив поддержать точку зрения профессора, — и если то, что я видел, можно назвать человеком, то я — осел.

Кассандра нарочито громко кашлянула, однако никто, похоже, на этот ее намек не обратил внимания.

— Они, конечно, кое в чем очень сильно отличаются от привычных нам человеческих существ, — поучительным тоном стала объяснять Валерия. — Они физически сильнее, выше ростом и проворнее, чем мы. Кроме того, они обладают прекрасным слухом и благодаря своим огромным глазам способны очень хорошо видеть ночью. Именно из-за этой их способности они и получили свое название — homens morcegos[56], или просто морсего. Но, поверьте мне, они по большому счету действительно являются человеческими существами.

— Лично мне непонятно еще кое-что, — сказал я. — Что означает слово «морсего»?

— На португальском языке это слово означает «летучая мышь»… Название вполне подходящее. Из-за их ночного образа жизни, исходящего от них зловония и черного цвета их кожи они известны среди туземцев, живущих в бассейне реки Амазонки, как наполовину люди, наполовину летучие мыши. До того как наша экспедиция добралась сюда, мы думали, что это не более чем миф — что-то вроде россказней про оборотней и оживших мертвецов.

Кассандра с сомневающимся видом покачала головой.

— Мне что-то в это не верится, — заявила она. — Не может быть, чтобы род человеческий пошел по дороге, так сильно отклоняющейся от магистрального пути его эволюции, пусть даже и в таком удаленном уголке планеты, как этот. Никто еще никогда не находил останков людей, хотя бы приблизительно похожих на этих, ни в одном уголке мира. Мне не верится, чтобы естественный отбор привел…

— Эволюция? Естественный отбор? — бесцеремонно перебила мексиканку Валерия, слегка усмехнувшись. — Что-то я не помню, чтобы я хотя бы вскользь упоминала эти понятия.

Касси молча посмотрела на нее. В ее взгляде читалось недоумение.

— А что же тогда? — спросила мексиканка. — Ты же не станешь утверждать, что мы столкнулись с абсолютно новым биологическим видом или с доисторической генной инженерией?

Валерия, молча скрестив ноги и положив одну руку на другую, расплылась в очаровательной улыбке.

— Не знаю, за кого ты меня принимаешь, — продолжила Кассандра, — но я не какая-нибудь дура, которой можно морочить голову подобными россказнями.

— Ни за кого я тебя не принимаю, — высокомерно возразила Валерия. — Я, между прочим, антрополог и прекрасно разбираюсь в том, о чем сейчас говорю. Кроме того, у меня есть доказательства.

— Доказательства? — переспросила, не скрывая иронии, мексиканка. — Какие именно доказательства?

— Неопровержимые.

— И где же они у тебя? — усмехнувшись, поинтересовалась Касси и демонстративно посмотрела по сторонам, словно бы пытаясь эти доказательства увидеть.

Дочь профессора снова улыбнулась и показала глазами на то место, на котором сидела мексиканка.

— Под твоей задницей, — заявила она, блеснув при этом своими белыми ровными зубами. — Те доказательства, о которых мы говорим, находятся как раз под твоей изящной задницей.

Валерия, идя впереди всех остальных с фонариком в руке, медленно спускалась по узкой винтовой каменной лестнице. Непосредственно позади нее, тоже держа фонарик, шла Кассандра, за которой следовали профессор и я. Вот только у нас в руках был не фонарик, а примитивный смоляной факел, что делало нас похожими на очень бедных участников эстафеты олимпийского огня.

— А ты уверена, что спускаться здесь небезопасно? — поинтересовался профессор, который то ли беспокоился за свою дочь, то ли был охвачен одолевающим его страхом за себя самого.

— Не переживайте, профессор, — ответила Валерия. — Как я вам уже говорила раньше, морсего по какой-то неизвестной нам причине здесь не появляются.