Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Убедительно прошу направить это мое письмо тов. А.А. Осипову. Прошло 40 лет, отрезок времени для человеческой жизни солидный. Мы сейчас с тов. Осиповым живем в разных уровнях, но он для меня был и остается командиром. Навсегда остается его образ в моей памяти. Пусть знает тов. Осипов, что я и теперь низко кланяюсь перед его образом как перед бывшим моим командиром. В самые трудные военные минуты, когда ему смотрела смерть в глаза, он обходил ее и обводил своих подчиненных. Все, кто был в 8-м штрафбате и кто не забудет его. Пусть знает тов. Осипов, как его бойцы вспоминают давно минувшие дни.
Или вот еще другое свидетельство моего многолетнего друга, тоже бывшего штрафника, полковника в отставке, Басова Семена Емельяновича, ныне уже умершего на Украине, в Харькове. Он, несмотря на свои почти 95 лет и немалый букет недугов, был до конца своих дней подвижным и очень активным. В нашем 8-м штрафбате он воевал на Курской дуге: «Скромным и человечным был командир 8-го отдельного офицерского штрафбата подполковник Аркадий Александрович Осипов. Когда батальон стоял в обороне почти 2 месяца под Понырями на Курской дуге, все мы видели в окопах нашего комбата чуть ли не чаще, чем своего командира роты. Он всегда был с подразделениями и передвигался с нами в пешем строю, даже на длительных форсированных переходах батальона. Был он заметно старше нас, и штрафники просили его сесть на сопровождавшую нас телегу, везущую штабную документацию, но он отказался. На привалах, когда мы все хоть немного отдыхали, комбат переходил из роты в роту, контролируя состояние бойцов и личным примером подбадривая их. Многие из нас даже уговаривали его воспользоваться своим штатным транспортом в одну лошадиную силу, но он отказывался, говоря, что ему с бойцами легче понять, когда необходим привал. Он хотел быть рядом с нами, хоть и бывшими, но офицерами. Знал он, что будет с нами во время атаки. Батальон 15 июля 1943 года прорвал под Тросной сильно укрепленную оборону немцев и, несмотря на большие потери, перешел в наступление, занял важную высоту. И я уверен, что этому успеху батальон был обязан личному примеру своего Бати, как уважительно стали называть нашего комбата его бойцы. Все штрафники с большим уважением относились к нему за его чуткость и справедливость. И память о нем осталась на всю мою жизнь».
В 2007 году в московском издательстве «Яуза-Эксмо» вышла книга Кирилла Константинова «РОКОССОВСКИЙ. Победа не любой ценой». Интересная цитата с 92-й страницы:
«Использовать машины было невозможно: во-первых, они то и дело застревали в грязи, а во-вторых, всем было бы не разместиться в них. Рокоссовский со штабом тоже шагали по осеннему бездорожью, как и простые бойцы. Тут имел значение и психологический фактор: командир понимал, что вселить надежду и уверенность можно только личным примером, поэтому и месил сапогами грязь, как все, а пустой штабной автобус ехал следом».
Привел я это свидетельство для того, чтобы читателю было ясно, каков вес в боевой обстановке личного примера командира. Полковник Осипов был из плеяды понимающих ценность личного примера в обстановке нелегких боевых будней, знал этому цену. Судя по книге Константинова и некоторым другим публикациям, Рокоссовскому месить грязь сапогами было непросто. Если верить таким источникам, за время его содержания в тюрьме в течение более 2,5 лет (с августа 1937 года по март 1940 года) у него «выбивали» признания в сотрудничестве с польской разведкой, «выбили передние зубы, сломали ребро и даже молотком размозжили пальцы ног, изуродовав их на всю жизнь».
Вот еще одно свидетельство Василия Тавлуя, сына моего фронтового друга, командира роты майора Тавлуя. Василий Павлович нашел меня по прочтении одной из моих книг, и вот что он мне написал: «Слова „8-й Отдельный штрафной батальон 1-го Белорусского фронта“ в моей памяти с самого раннего детства. Эти слова постоянно упоминал мой отец Тавлуй Павел Семенович, бывший командир минометной и стрелковой рот этого батальона в разговорах с детьми, внуками, с собеседниками-фронтовиками. Слова „…Восьмой ОШБ…“ он произносил с нескрываемой гордостью до самых последних дней, видимо, потому, что 8-й ОШБ оставил значительный след в его жизни. С раннего детства в моей памяти звучат имена его боевых друзей-товарищей и уж, конечно, глубоко почитаемого отцом полковника Аркадия Александровича Осипова, командира этого штрафбата».
Недавно появилось у меня еще одно свидетельство незаурядности нашего комбата Осипова. Это воспоминания майора Павла Ильича Пиуна, политработника батальона, написанные уже в 1946 году и любезно предоставленные мне его сыном Владимиром Павловичем из Москвы. Майор Пиун прошел со штрафниками от Сталинграда, где он начал службу в только что сформированном штрафбате № 1 Донского фронта в должности политрука минометного взвода, до Белоруссии и Польши.
Я почему акцентирую внимание читателя на этой дате. Их автор, майор Пиун, почти полтора года служивший под началом Аркадия Александровича Осипова, летом 1944 года убыл из батальона по замене. Воевал он еще до Победы, вливался в другие фронтовые воинские коллективы, был в подчинении других командиров, но добрая память о командире 8-го штрафбата закрепилась у него на всю жизнь. Вот небольшая часть этих драгоценных строк:
«С подполковником Аркадием Александровичем Осиповым я встретился в деревне Щуклинка вблизи Курска, где офицерский штрафной батальон находился на отдыхе и формировании. Старое командование батальона (имелся в виду комбат майор Бурков) сменялось новым в связи с боевыми задачами, предстоящими батальону, формируемому впервые по полному штату. Когда в батальон прибыл подполковник Осипов, недавно окончивший академию им. Фрунзе в Ташкенте, первое, что бросилось в глаза всему офицерскому составу, — это его простота, скромность и внимательность. Стройная и плотная фигура нового командира, у которого на широкой груди красовались ордена Красного Знамени и Красной Звезды, внушала всем, и офицерам постоянного состава, и штрафникам, что с таким командиром будут успешными и боевые дела. И, как оказалось, никто не ошибся. Подтверждалось это во всех боях под командованием Аркадия Александровича. Его мужественное лицо всегда выражало простоту и великодушие. Серые, внешне суровые его глаза излучали отцовскую доброту. Унаследовал он не только особенное белорусское наречие, но и обычаи белорусов. Как командир-воспитатель, он был всеми уважаем, особенно ярко в нем была во всем выражена справедливость. Он сам не раз говорил „Люблю правду сказать в глаза, не терплю неправду“ и возмущался, когда слышал ложь».
Есть свидетельство и заместителя комбата майора Кудряшова Александра Ивановича, под кураторством которого мне, тогда еще необстрелянному лейтенанту, довелось и формировать нештатный взвод разведки батальона, действовать по выполнению боевых задач во время того знаменательного рейда в тыл врага под Рогачевом. Кудряшов, имея полное среднее образование, учительскую практику, высоко ценил умение подполковника Осипова найти правильный подход к любому офицеру — штрафнику или его командиру. Александр Иванович считал, что никто не может сравняться с нашим комбатом в этом важном вопросе воинской этики, даже из имеющих более высокую, чем у комбата, общую грамотность, в том числе и сам Кудряшов.
