– Гляди, бронированный, – удивился кто-то из зевак, пытаясь помочь дачнику распахнуть шире искореженную дверь. – Видать, большая шишка. Только спасла ли броня?

Вскоре подъехала бригада спасателей, разрывая воздух воем сирены, появилась «скорая». «БМВ» пришлось резать автогеном. Тело пассажира наконец извлекли и погрузили в «скорую». Немолодой седой человек был еще жив.

В суматохе никто не обратил внимания, что владелец «Жигулей» деликатно исчез вместе со своим автомобилем. В это время к месту происшествия подъехал еще один автомобиль. Из него выскочил хорошо одетый мужчина, мельком взглянул на пострадавшего, покачал головой и уехал.

Через полчаса место аварии расчистили, зеваки неохотно разбрелись по своим машинам, и движение было восстановлено.

Тем временем, проехав километров пять, невзрачный «жигуль» свернул на проселочную дорогу, добрался до лесочка, где водитель выбросил в канаву взятые для отвода глаз лопату и мотыгу. Затем вернулся на трассу. Случайный очевидец был бы не на шутку озадачен, если б до конца проследил дальнейшее движение «жигуленка», хозяин которого, проехав еще несколько километров, остановился у роскошного «Ауди» и по-хозяйски влез на заднее сиденье.

Полковник Нирванов – а это был он – брезгливо скинул пиджак и брюки, засунул их в пакет и облачился в свой повседневный костюм. Строго говоря, ему вообще не следовало появляться вблизи места аварии, но в последние дни все пошло настолько наперекосяк, что он решил лично удостовериться в результате подстроенной аварии. А заодно и забрать папку, в которой журналист вез документы для экспертизы. Велико же было его удивление, когда Мацкевича в машине не оказалось, а папку уже не имело смысла искать. Наверняка Багрянский передал ее кому-то в аэропорту. Возможно, даже самому аналитику. Хотя его люди ничего об этом не сообщили.

– Судя по всему, Глеб Валентинович, что-то опять не так? – наконец полюбопытствовал банкир Островцов, который на этот раз обошелся без водителя и охраны.

– Не уверен, Антон Иванович. Это станет известно после того, как мои ребята обыщут «БМВ» и самого Багрянского. Так или иначе, очень своевременно, что удалось нейтрализовать его. Мало ли что ему наговорила родственница графини.

– Ну-ну, – нейтрально заметил Островцов. – Подождем, что передадут по «ящику».

Когда пришло время вечерних «Новостей», он был уже в своем кабинете. Телеведущий как раз анонсировал сюжеты. «Крупная автомобильная авария на дороге из Домодедова... Следствие не исключает версию покушения...»

– Началось! – Банкир тяжело вздохнул. – И когда они только успевают?

Островцов вытащил из стола бутылку коньяку, плеснул в бокал. Он почти не слушал диктора, с нетерпением ожидая, когда в эфире появится сюжет.

«Установлено, что пострадавший ехал из аэропорта в лимузине, принадлежащем известному финансисту Александру Духону. Связана ли автокатастрофа с его деятельностью? С самим финансистом связаться не удалось. Следствие сообщает, что автомобиль был бронированным, что, предположительно, и спасло жизнь пассажиру – журналисту Льву Багрянскому, возвратившемуся в Москву из Ростова-на-Дону. Удастся ли ему выжить, прогноз врачей неопределенный. В данный момент пострадавший находится в реанимационном отделении клиники ЗИЛа в бессознательном состоянии...»

Островцов выключил телевизор. Здоровье пострадавшего его не интересовало. Он вышел на открытую террасу своего банковского кабинета, выходящего окнами в сторону Большой Якиманки. На этой оживленной улице стоял такой оглушительный гул от пролетающих мимо машин, что Островцов на какое-то мгновение поверил, что этот невыносимый рев заглушит обуревавшие его мысли. Еще никогда Антон Иванович не был столь озабочен, как сейчас.

И дело даже не в том, что до конца не понятно, останется ли жить этот журналист, оказавшийся невольным носителем важной информации. Когда ему доложили о том, что один из главных персонажей поставленного им спектакля с графским наследством и наследниками подполковник Добровольский готов писать покаянные признания, первым поползновением Островцова было немедленно его убрать. Он уже собрался звонить своим людям, готовым к выполнению любого из подобного рода заданий, но, вовремя остыв, понял, что по большому счету это ничего не даст. Ситуация стала неуправляемой настолько, что противостоять этому, похоже, стало невозможно. Не убирать же всю компашку Духона – это смешное сыскное агентство заодно с их светилом-адвокатом?!

Можно искренне позавидовать его бывшему подчиненному Нирванову с его нынешним боссом Градовым. Они и понятия не имеют о том, что происходит на Валдае. И если уж беспокойно спят, растревоженные недобрым ходом дела о графском наследстве, то никак не от ставшей уже ощутимой угрозы провала всей операции. Ну, не найдут они наследников – одним «висяком» в их управлении станет больше. Вот и вся трагедия.

А каково ему?! Антону Ивановичу жутко захотелось бежать куда глаза глядят, лишь бы скрыться от нарастающего потока негатива по всей, казалось бы, тщательно выстроенной им цепочке. И посоветоваться, черт возьми, не с кем. Умнов? Трубку не берет, даже после того, как получил последние новости. Вряд ли они его обрадовали. И все равно – молчание. Важный! Привык, что за него каштаны из огня таскают другие. Вместо того чтобы посоветоваться, словно залег на дно.

Антон Иванович вернулся к рабочему столу и упал в массивное кресло. Закрыв глаза, он пытался во что бы то ни стало сосредоточиться. Но из этой попытки ничего не получилось. Мысли разбегались в разные стороны, словно бильярдные шары после неточного удара.

Непроизвольно рука потянулась к листу бумаги, украшенному сверху вензелем «Инвесткома». В очередной попытке сосредоточиться Островцов нарисовал в центре неуклюжий круг, в середину которого, ничего более не придумав, дорисовал знак доллара. Тот ему тоже не удался, как и круг, потому что больше походил на скрипичный ключ в нотной грамоте, которой его учили в детстве.

На это банкир не обратил внимания, так как для него закорючка в круге означала лишь одно – наследство графа Орлова, о котором еще не так давно он слышать не слышал, а теперь думать ни о чем не мог, кроме как о нем. Правда, моментами Островцову казалось, что полторы-две сотни миллионов, на которые он мог рассчитывать от щедрот господина Умнова или тех, кого он представлял, «срастись» комбинация с наследством, всего лишь сущий пустяк по сравнению с тем азартом и страстью, которые он вложил в дело о наследстве. После трех лет работы в банке деньги, как ни странно, действительно оказались для него не монопольной целью. Благо к тому времени их было уже немало.

Тогда, два года назад, Умнов из кожи лез, пытаясь вовлечь генерала в эту историю, рисуя ему далекие горизонты, открывая якобы грандиозные возможности. Островцов охотно позволял себя уговаривать и убеждать, на самом деле прекрасно сознавая, что его «подельник» спит и видит лишь одно: как превратить ближайшие президентские выборы в собственную лебединую песню, исключительно под стать собственным провидческим талантам и умению выстраивать политическую интригу.