Вспомним также репинский «Отказ от исповеди», где самой казни нет, зато есть смертник, не желающий каяться в своих грехах. И здесь то же противостояние – священник, лица которого почти не видно, и арестант. Приговоренный к смерти изображен в арестантском халате, сидящим на койке, застеленной чем-то темным, на темном фоне. И тем сильнее выделяются его лицо, грудь и краешек сияющей белизной рубахи. Белая полоска – не слишком реалистичная деталь при изображении заключенного – появилась здесь, конечно, не случайно.

Василий Верещагин, который побывал на многих войнах, упорно, на разном материале показывал бессмысленность и ужас убийства. Среди его работ есть и «Апофеоз войны» с горой черепов, и триптих «На Шипке все спокойно», где изображен замерзающий, засыпанный снегом часовой. Казни у Верещагина тоже показаны с огромным сочувствием к погибающим. В своем «Распятии на кресте у римлян» Христос и разбойники оказываются где-то на заднем плане, на переднем – недоумевающая, любопытствующая или ужасающаяся толпа, чем-то напоминающая «стрелецких женок» у Сурикова. Большую часть картины занимает стена – огромная, мощная, неприступная, глухая стена как символ государственной мощи, сминающей человеческие жизни. В общем-то, та же стена, которая у Гойи и Мане представлена в виде безликой массы расстреливающих.

Картина «Подавление индийского восстания англичанами» была продана на аукционе, и следы ее, увы, затерялись. Но на сохранившихся фотографиях видно, что и здесь солдаты, участвующие в казни, почти все показаны со спины, а вот привязанные к пушкам повстанцы, которых ядра вот-вот разорвут на части, повернуты в профиль к зрителю – и все в белоснежных, буквально сияющих одеждах.

Наверное, эти белые одеяния, в той или иной мере присутствующие на самых разных картинах, как-то связаны с реальным облачением смертников, но в то же время они создают устойчивую ассоциацию: в белые одежды в «Апокалипсисе» облекаются те, кто появился после снятия пятой печати, – «убиенные за слово Божие».

В верещагинской «Казни заговорщиков в России» сами пятеро народовольцев не видны, но использован все тот же прием – зрители и жандармы повернуты к нам спиной, они просто безликая толпа, стена, сила, уничтожающая людей, а на заднем плане, за снежной дымкой, которой, вообще-то, быть не должно, потому что казнь состоялась 3 апреля, – пять виселиц, превратившиеся в странные рамки для портретов или, может быть, порталы, через которые убитые люди уходят в бессмертие.

Странным образом вспоминается финал набоковского «Приглашения на казнь», когда Цинциннат Ц. вдруг в последний момент оказывается куда более реальным, чем все его сюрреалистические мучители.

Литература, живопись, кино, как мы знаем, совсем не чужды насилия, благородные разбойники и неуловимые мстители уже как минимум два века не сходят со страниц романов, сцены убийств дают возможность художникам использовать все возможные оттенки красного и показать невероятное разнообразие эмоций, а что уж говорить об экране, на котором для нас так привычны горы трупов, герои, отстреливающиеся из пистолетов с бесконечным количеством патронов, взрывы, грохот, выстрелы… Но казнь? Героя могут казнить – и это будет выглядеть как трагедия. Во множестве детективов Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро и другие ловят преступников, которых ожидает виселица. Но часто ли нам ее показывают? Мы с увлечением следим за тем, как силы добра ведут борьбу с силами зла, но почему-то не слишком стремимся увидеть, чем завершается эта борьба, и удовлетворяемся сознанием того, что зло в очередной раз оказалось побеждено. Загадочное преступление раскрыто, убийца разоблачен, его уводят. Шерлок Холмс предлагает доктору Ватсону отправиться в оперу.

Одно из редких ярких описаний казни, не показанной с сочувствием к преступнику, есть… в «Графе Монте-Кристо». Наверное, можно сказать, что вся эта великая книга – о том, как человек сам казнит своих обидчиков. О связи казни и мести было сказано уже достаточно, и, конечно, Эдмон Дантес так и воспринимал свои действия: он взял правосудие в свои руки, потому что рассчитывать на справедливость власти не приходилось. Общаясь в Италии с двумя молодыми людьми, один из которых – сын его возлюбленной Мерседес и ненавистного графа де Морсера, Монте-Кристо сообщает Францу и Альберу, что «мало найдется таких казней», которых он не видел. Ясно, что за годы, прошедшие с момента бегства Эдмона Дантеса из замка Иф и до его появления в виде блистательного графа, он много путешествовал и внимательно изучал разные способы казни – обдумывал будущую месть. Монте-Кристо, как в реальной жизни отчим несчастной Фейс Хатауэй, не может примириться со слишком простой и быстрой казнью. «И я еще говорю о таком случае, – продолжал граф, – когда общество, потрясенное в самых основах убийством одного из своих членов, воздает смертью за смерть. Но существуют миллионы мук, разрывающих сердце человека, которыми общество пренебрегает и за которые оно не мстит даже тем неудовлетворительным способом, о котором мы только что говорили. Разве нет преступлений, достойных более страшных пыток, чем кол, на который сажают у турок, чем вытягивание жил, принятое у ирокезов, а между тем равнодушное общество оставляет их безнаказанными?..» Друзья являются в роскошную квартиру, выходящую окнами на место казни, граф уже объяснил им, что одного из преступников в последний момент помилуют. Так и происходит, и тогда второй приговоренный начинает буйствовать и требовать, чтобы первого тоже казнили, из-за чего Монте-Кристо разражается речью о подлости всего человеческого рода и после требует, чтобы друзья смотрели вместе с ним на ужасающее зрелище: