Что-то упало на нее раньше, чем камень, хоть и ненамного мягче. Солмир накрыл ее собой, обхватил руками и перекатился в сторону, отбрасывая их обоих с пути летящего каменного острия за мгновение до того, как оно ударилось о землю там, где только что лежала Нив. Они застыли – Солмир над ней, с руками на ее плечах, ошеломленный, с полными ужаса и трепета глазами.

– Что ты сделала, Нив? – спросил он тихо.

А выражение его лица говорило, что ответ ему уже известен.

Нив приковала все свое внимание к нему, к его синим глазам, острым скулам и полосе рваных шрамов на лбу. Солмир был единственной устойчивой частью мира, необратимо менявшегося вокруг них до тех пор, пока камень пещеры не исчез, а от океана не осталось одно воспоминание.

Сила привлекла силу, и их притянуло к самому могущественному, что оставалось в этой распадающейся преисподней.

– Ты понимаешь, что она сделала, мальчик.

Нив узнала не голос – он был не совсем таким, какой она слышала в логове Змия. Здесь он звучал глубже и грубее, словно исходил не из человеческого горла, а из-под земли. Но его ритм, царственная надменность и слишком дружелюбный тон остались прежними.

Вальхиор рассмеялся, раскатисто и зычно.

– Она сделала именно то, чего мы ожидали.

Эммон выглядел так, будто не спал несколько дней. Раффи увидел, как в глубине сумрачной кельи он коснулся поцелуем лба Рэд, прежде чем подойти к двери. Мягко прикрыв ее за собой, Волк провел ладонью по лицу.

– Она впервые глубоко заснула с той ночи, когда увидела Нив. Наверное, хотя бы за это я должен быть благодарен. На суше у нее лучше получится отдохнуть.

– Внесем это в список хороших последствий того, что мы тут застряли, – сказал Раффи, прислоняясь к стене напротив комнатки.

– И сколько там пунктов?

– Пока один.

Волк испустил звук, который, вероятно, должен был означать смех.

– Похоже на то. – Он потер воспаленные глаза испещренной шрамами рукой. – Каю говорила, когда мы сможем раздобыть другой парусник?

– Мы сейчас направляемся в главный порт, – сказал Раффи. – Завтра утром у нас будет корабль. Может, даже сегодня к ночи – в данный момент я готов отбыть обратно в Валлейду хоть на плоту. Или на чьем-нибудь запасном плавучем матрасе.

– Как и я, – буркнул Эммон. Хотя Раффи показалось, что лицо у него сделалось зеленоватым не только от лесной магии, но и от мысли о подобном.

– Больше Рэд ничего не говорила? – тихо спросил он. – Про Нив.

Ночь на корабле, когда Раффи оставил Рэд на палубе прямо перед тем, как ключ увлек ее… куда-то в иное место… была, мягко говоря, сумбурной. Неведомая сила, что свела сестер вместе, унесла Рэд с корабля, оставив поcле нее лишь пустоту и потоки золотого сияния.

Произошедшее заметил один только Раффи – матрос на носу корабля не обращал ни на что внимания. Да и Раффи на самом деле заметил только часть. Он уже спускался по лестнице, когда увидел словно бы дождь искр и услышал громоподобный звук, с которым воздух ринулся в мгновенно опустевшее пространство. Когда он вывалился обратно на палубу, Рэд уже исчезла.

И, поскольку если уж Раффи не везло, то по-крупному, именно этот миг выбрал Эммон, чтобы подняться и проведать ее.

Сказать, что Волк взбесился, было бы преуменьшением. Глаза у него полыхали зеленью так, что исчезли белки, а из кончиков пальцев вырывался плющ; Эммон рыскал по палубе, крича ее имя, и чуть было не бросился за борт, решив, что она могла каким-то образом туда упасть.

К счастью, отсутствовала Рэд недолго. Вскоре она вернулась с тем же громовым золотым всполохом, ошеломленная и заплаканная, и опустилась на колени, стискивая ключ в руках.

– Я с ней увиделась, – судорожно прошептала Рэд. – Я с ней увиделась.

Только об одной ней могла идти речь.

– Она в порядке? – быстро начал Раффи, едва успевая произносить слова, рвущиеся с языка. – Как нам ее вытащить? Что нам…

Но в то же мгновение Рэд скривилась и всхлипнула, утыкаясь лицом в плечо Эммона. И Раффи понял, что никаких ответов ему пока не получить, да и решимости задавать вопросы ему тогда не хватало.

Теперь же, за дверью их комнаты в Рильте, Эммон лишь вздохнул, отводя руку от глаз.

– Сказала, что там было дерево, – ответил он. – Что ключ унес ее куда-то к огромному дереву, и там была Нив. Речь о Сердцедреве, я так понимаю.

– И она может туда вернуться. – Раффи запрокинул голову и прислонился затылком к стене, пытаясь собрать воедино крупицы смысла из слов Кири – из бреда безумной жрицы, за которой им приходилось шагать сквозь тени. – Она может вернуться, но не может заставить Нив последовать за собой.

Эммон кивнул. Задумчиво взглянул на Раффи.

– Рэд сказала, что Нив сама решила остаться.

Раффи оцепенел. Кири уже говорила об этом в своей путаной и полубезумной манере, но слова Рэд сделали все это более настоящим. Реальностью, от которой уже нельзя было отмахнуться.

– Зачем ей так поступать?

Волк неловко пожал плечами.

– Она говорила о каком-то незавершенном деле. О том, что не может уйти, пока не закончит начатое. – Он помолчал. – Они с Солмиром пытаются убить Королей.

У Раффи свело живот, но не от удивления. Ну конечно, дело в этом. Конечно. Он помнил выкрики Солмира, которого затягивал ураган, возникший на месте умирающей рощи после того, как Нив вобрала в себя все темные жилы, что связывали ее с деревьями. Тот кричал, что они не понимают. Что теперь будет еще хуже.

Всегда все сводилось к Королям. К чудовищам и богам, и к мирам, либо удерживающим их в себе, либо вынужденным при них выживать.

Тени его раздери, ему нужно выпить.

– Почему это ее ответственность? – Раффи повысил голос, сам того не желая. – Это вы с Рэд – лесные божества, так почему во все это оказалась втянута Нив? – Эммон метнул многозначительный взгляд на закрытую дверь, и Раффи глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. – Я не понимаю, почему она считает, что должна помогать ему.

Ему прозвучало как ругательство, и в странных глазах Эммона читалось исключительно согласие. Никто из них не испытывал к Солмиру ни малейшей любви.

– Я не очень хорошо знаю Нив, – уклончиво ответил Волк. – То есть я совсем ничего о ней не знаю, за исключением того, что слышал от тебя или Рэд. Но она, кажется, из тех людей, которые все делают своей ответственностью. В этом они с сестрой похожи.

– Проклятый синдром спасателя, – проворчал Раффи.

Эммон фыркнул. Скрестил руки, прислоняясь рядом с ним к стене.

– Мне знакома тяга брать на себя ответственность, – негромко сказал он. – Уверенность в том, что ты обязан исправить все, что случилось до тебя. Особенно когда сам наделал ошибок, которые причинили боль другим.