Макферсон кивнул.

– Насчет Блетчли никаких новостей? – спросил Спайк.

– Я как раз собирался рассказать. Джейн позвонила на прошлой неделе, перед тем как я отправился на север. Говорит, на ее звонки Блетчли отвечает очень высокомерно, поэтому она старается не задавать лишних вопросов. Джейн обмолвилась, что Блетчли жаловался на пальцы – мол, все труднее печатать, и он хочет нанять машинистку.

– А Джейн не согласилась бы предложить свою кандидатуру?

– Я подумал то же самое. Изложил ей все как есть, но ты же знаешь, какая она несговорчивая. Я предоставил ей решать самой; будем надеяться, она понимает, как это для всех нас важно.

– А что, если он все-таки напишет свою книгу?

– Поскольку нет оснований помешать Блетчли, обвинив в клевете, нам придется лишь стиснуть зубы и терпеть. Большинству «местных» ничто не грозит, но у Мейсона, Халлета и тех, чьи подписанные отчеты Джейн отдала Блетчли, будут неприятности. Одному богу известно, о чем Блетчли собирается рассказать.

– Об этом станет известно и нам, – усмехнулся Спайк, – если Джейн устроится к нему секретаршей.

В понедельник 22 октября я допоздна провозился в нашем северном лесопитомнике. Вечер был погожий, а подвязывать саженцы клена и бука можно и в свете фар. За воротами к западу на двенадцать с лишним миль вдоль побережья Северного Девона раскинулись дикие холмы Эксмура. Я любил эти места, и мы, хоть и прожили здесь всего шесть лет, уже успели посадить шестнадцать тысяч деревьев, в основном лиственных. Жена разводила коров породы абердин-ангус и лабрадоров-ретриверов, и моя работа в качестве европейского представителя нестареющего нефтяного магната, знаменитого доктора Арманда Хаммера помогла нам превратить эти заброшенные земли в небольшую, но доходную ферму.

В последнее время меня все чаще одолевало беспокойство. Здоровье доктора Хаммера резко ухудшилось, и впереди замаячил призрак безработицы. Чтобы в самом ближайшем времени не столкнуться с проблемой безденежья, я взялся писать в свободное время роман об Иране. Книга уже близилась к завершению, еще месяца три, и можно будет предложить ее литературному агенту.

Трактор спустился по крутому склону; впереди за деревьями блеснули огоньки нашего дома. Все электричество ему обеспечивал генератор почтенных двадцати двух лет.

Вся вода, и для нас и для коров, поступала из родника по трубам исключительно под действием силы тяжести. Ни молоко, ни газеты нам не привозили. Короче говоря, приятная атмосфера полного уединения.

Я загнал трактор в гараж. Когда посмотрел на восток, холмы Брендон-Хиллс уже были окутаны темнотой. На протяжении семи миль – ни огонька, так как благоразумные жители Эксмура строят себе дома в долинах.

Мы жили на высоте 1400 футов над уровнем моря, и в тот вечер дул сильный ветер со стороны Хердлдауна и Бэджуорти. Жена услышала, что я снимаю сапоги.

– Как насчет мусора? – крикнула она с кухни.

– А как насчет ужина? – ответил я.

– Ужин подождет.

По понедельникам, когда я в Эксмуре, вечером я отвожу черные полиэтиленовые мешки со скопившимся за неделю мусором на специальную площадку у шоссе, до которой около мили. Пожалуй, это единственное, что я делаю регулярно, поскольку работа в Лондоне и разъезды с лекциями по всей Англии не подчиняются никаким расписаниям. Мешки лучше сбывать с рук как можно позже; рано утром их заберет муниципальный мусоровоз. Если поторопиться, придут лисы и разбросают мусор по всей площадке.

В восемь вечера я подтянул прицеп, груженный мешками с мусором, к жениному древнему «монтего-истейту» и поехал по длинной узкой дороге, которую мы называем Коровьей Тропой. Дорогу перегородили три коровы шотландской породы с длинными рогами, не обращая никакого внимания на мои сердитые гудки. Пришлось объезжать по обочине. За последним поворотом перед выездом на шоссе я увидел машину, она стояла прямо посреди дороги. При помощи капитана Ронни Уоллеса, главы местного охотничьего общества, я добился, чтобы администрация парка Эксмур повесила на съезде с шоссе большую табличку «Только для верховой езды», поэтому сейчас я, мягко говоря, был раздражен.

Я предположил, что это влюбленные, увлеклись на заднем сиденье.

Однако машина, черный «вольво-универсал», оказалась пуста. Фонарика у меня не было, но все же я обратил внимание на передний бампер с необычным приспособлением, похожим на самодельный нож для сгребания снега.

Предположив, что парочка лежит в траве где-то поблизости, я вернулся к своей машине, намереваясь громко посигналить. Что-то – шум или мелькнувший свет – привлекло мое внимание к старому сараю, находившемуся в некотором отдалении от дороги. Несколько лет назад моя жена взяла этот сарай в аренду для хранения сена, и недавно она недосчиталась нескольких тюков. Поскольку каждый тюк стоит два фунта семьдесят пять пенсов, это было серьезно, и вот я, забыв о пропавших влюбленных из «вольво», прихватил из своей машины монтировку, перелез через ворота и бесшумно вошел в сарай.

Когда я крался между двумя рядами тюков, впереди вспыхнул фонарик и ослепил меня. Тот, кто стоял позади источника света, приказал:

– Бросьте монтировку!

И вот уже в лицо мне светят четыре фонаря. Меня заставили пройти в свободный угол сарая.

– Садитесь.

Я сел на тюк сена, совершенно сбитый с толку. Может, это противники охоты на лис, с недавних пор появившиеся в наших краях? Ни я, ни жена не охотились уже несколько лет, так что объяснение не показалось правдоподобным. Или этим людям понадобился «монтего»? Коли так, пусть забирают, машина ржавая и помятая.

Мои глаза постепенно привыкали к яркому свету. Я разглядел, что один из неизвестных установил на штативе видеокамеру, другой швырнул мне на колени потрепанный экземпляр книги «Солдат на опасной тропе», которую я написал много лет назад.

От сена исходил приятный сладковатый запах. Я обливался потом. Вдруг я понял, что боюсь.

Один из неизвестных обратился ко мне. Его акцент чем-то напомнил речь моей крестной из Коннектикута.

– В этой книге, капитан Файнс, вы признаёте, что утром восемнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят девятого года выстрелили в жителя провинции Дхофар по имени Салим бин Амр и убили его. Это правда?

Я не видел за фонариком лицо говорящего. Должно быть, этот человек сошел с ума.

– Если я так написал в своей книге, значит, это правда, – ответил я.

– Следовательно, вы признаете себя виновным в убийстве этого человека?

Голос был ровным и серьезным, совсем не похожим на голос психопата. Мое смятение перерастало в панику.

– Разумеется, нет. – Я слышал в своем голосе страх, ощущал его в груди. – Никогда и никого я не убивал. Вы говорите о военных действиях, к тому же двадцатилетней давности. Называть их убийством – абсурд. Что вам от меня нужно?