И Воронцов, и Пелагея, наблюдая за полётом этого внезапно влетевшего в их жизнь существа, думали и о своей участи. Кто она? Неужто просто – бабочка? Потому что если это так, то и всё остальное тоже бессмысленно и нелепо. А если смысл во всём этом всё же есть, то кто посылает им знак судьбы? Как разгадать его? Что предвещала им эта бабочка? О чём трепещут её угольно-бордовые крылья? О каком счастье? О какой беде? И переживут ли они и то, и другое?

Бабочка взмыла над печным шестком, грациозно и уверенно спланировала и села прямо на руку Пелагеи, так что та даже вскрикнула от неожиданности и изумления. Бабочка с тихим шорохом прядала угольно-бордовыми крылышками. В её движениях не чувствовалось ни страха, ни даже неуверенности.

– Я чувствую, как она обхватила и держит меня своими лапками, – прошептала Пелагея. – Как ребёнок. Да, как совсем маленький ребёнок. Крепко-крепко…

– А знаешь почему? Почему она села именно на тебя?

– Почему? – глаза её так и вспыхнули навстречу ему.

– Тебя все любят, – сказал Воронцов. – Ты очень добрая и хорошая.

– А правда, почему она на меня села? Смотри, и улетать не думает.

– Я ж говорю, ты очень хорошая, и она это чувствует.

– На меня бабочки садились только в детстве, когда я совсем маленькая была. А почему она на тебя не села? Ты ведь тоже хороший. Добрый.

– Я – другой. В людей стреляю. Убиваю. И это она тоже чувствует. От меня пахнет порохом и смертью. – Он с трудом выдохнул эти тяжёлые слова, и ему снова захотелось поскорей уснуть, чтобы не думать уже ни о чём и освободиться от всех ощущений и воспоминаний, особенно о том, что произошло совсем недавно, днём.

– Что ты такое говоришь, Саша! Не смей говорить о себе такое! Разве можно?

– Да, я знаю… Порохом и смертью. Так пахнет окоп.

Бабочка вспорхнула и исчезла где-то за печной трубой, в потёмках.

– Видишь, ты испугал её. Больше такое о себе не говори.

Некоторое время они лежали молча. Но молчание его утомляло больше, чем воспоминания, чем пережитое.

– Сегодня мы захватили много трофеев и среди прочего сундук. Знаешь, что в нём?

Она замерла, слушая его.

– Женские вещи. Красивые платья из шёлка, платки, шали и прочее. Всё очень красивое. Хочешь, я принесу тебе что-нибудь?

– Ничего мне не надо. Это ведь всё – чужое. Награбленное в чужом доме. Кто-то это носил. Платье – это ведь не телогрейка, которую можно и с чужого плеча, чтобы только согреться. У нас так принято: можно надеть платье сестры или подруги, и тогда ты разделишь её судьбу. Счастье или несчастье, – и вдруг она встрепенулась, выскользнула из его рук и сказала: – А у меня есть красивое праздничное платье. Хочешь, покажу? Я его спрятала. Сейчас достану. Хочешь?

И через минуту-другую она уже вышла из-за занавески в белом с васильками платье с кружевным воротничком. В тёмно-вишнёвой шали, накинутой на плечи. Она вся сияла, как новогодний снег. И он сказал:

– Какая ты красавица!

– А ну, кавалер! – засмеялась она, играя ямочками на щеках. – Приглашай меня на танец! Что оробел?

Он поймал её послушную, влажную от волнения руку, обнял за талию, и они вначале тихо, приноравливаясь друг к другу, а потом всё смелее и стремительнее закружились по горнице. Над ними летала бабочка-королёк. Тихо поскрипывали под ними половицы, выскрипывая какую-то смутную мелодию, которую напевала шёпотом Пелагея. Тихо шуршали угольные крылья бабочки. Тишина стояла и за окнами. Им казалось, что точно такой же тишиной объят весь мир. Весь мир отринул войну и позабыл о ней…

Они проснулись оттого, что в стороне Андреенского большака раз за разом прогремели несколько одиночных выстрелов.

– Ой, Сашенька, что-то случилось!

Они вскочили.

– Уходи! В лес! Возьми автомат!

Он показал, как им пользоваться.

– Вот смотри и постарайся сразу запомнить. Всё очень просто. Вот так перезаряжается рожок с патронами. Вот запасные два рожка. Вот так взводится затвор. Здесь предохранитель. Снимаешь с предохранителя, прицеливаешься вот так, совмещая это, это и цель – тройное совмещение, запомни! – и нажимаешь на спуск. При этом не уводи ствол в сторону от цели – промахнёшься. При стрельбе ствол задирает вверх и немного в сторону. Долго на курок не жми. Нажала и отпустила – три-четыре патрона. Потом снова прицелься. Поняла?

– Поняла. Я стреляла из ружья. Сумею.

Они обнялись на крыльце. И побежали в разные стороны. Она, через сад и картофельный огород, – к лесу, куда была протоптана тропа. А он – к школе, где всё яростнее густела стрельба, где слышались крики команд и брань. Вверх, к звёздам, взлетали брызги трассирующих пуль.

– Что? Немцы? – Воронцов подбежал к Турчину и его пулемётному расчёту.

– Казаки. Со стороны поля подошли. Хорошо, часовые заметили, подняли стрельбу. – Турчин напряжённо вглядывался в поле и похлопывал по плечу сидевшего у бойницы пулемётчика: – Погоди, погоди, не стреляй пока.

– Где они?

– Ни черта не видать.

– Залегли.

– Надо прекратить стрельбу.

Но стрельба сама собой начала гаснуть. И вскоре с поля закричали:

– Мужики! Ваше дело – хана! Немцы остановили Красную армию. Завтра на рассвете погонят назад. Через час подведём орудия и выкурим вас в два счёта! Предлагаем сложить оружие!

– Надо уходить в лес, – послышалось за спинами.

– Перебьют. Как пить дать, перебьют.

– Если пушки подведут, то – да…

– Пускай полежат на морозе.

Прудковцы засмеялись, закричали в поле:

– Точно-точно! Они там быстро яйца отморозят!

Но были и другие голоса:

– Как бы нам не отморозить…

– Семьи-то как…

– Что будем делать, Курсант? – спросил Турчин.

Ропот за спинами сразу прекратился. Люди ждали своей участи.

– Я думаю так: пристрелять то места, где они залегли, сделать два залпа и подождать рассвета. Если действительно подведут орудия, будем уходить. Пулемёты оставить в заслоны. Раненых погрузить в сани и – в лес. Другого выхода нет. Владимир Максимович, позаботьтесь о заслонах. Назначьте самых надёжных и расставьте по позициям. Двух лошадей оставить им. Все пулемёты погрузить потом на сани и вывезти. Даже неисправные.

Миномётный обстрел никакого вреда казакам, похоже, не причинил. Но разозлить разозлил. И они поднялись в атаку. Охватили Прудки с трёх сторон и начали приближаться. И те, и другие огонь вели на вспышки выстрелов, почти наугад. Несколько пулемётов поддерживали с поля атаку казаков. И вскоре атакующие ворвались на северо-восточную окраину, где оборонялись прудковские мужики. Казаки заняли два крайних дома и сараи. Стали накапливаться там. Установили два пулемёта. Их попытались выбить контратакой со стороны школы, где оборонялись вяземские, но из этой атаки ничего не получилось.