Ближайшие три дня я побалую своё любопытство.

Там есть не только вилла. Там и ещё кое-что. Нечто, интересующее меня гораздо больше. В Википедии на страничке Дамиана Андерсена написано также, где он похоронен. Я собираюсь посетить то место, на котором подошёл к концу последний круг карусели, чтобы через тридцать начался следующий.

Не почувствую ли я там что-нибудь особенное?

Ягнёночек-беее принёс однажды на урок реликвию, маленький осколочек кости, который извлёк из шкатулки так эффектно, как это делает фокусник с картой, исчезнувшей и затем вновь объявившейся. Хотя я тогда был ещё маленький и соответственно легко поддавался эффектам, я так и не смог при всех прибамбасах увидеть в этом ничего, достойного поклонения. Кусочек кости, больше ничего. Когда моя мать по воскресеньям выуживала из кастрюли вываренные остатки суповой курицы, они выглядели точно также.

Не помню, от какого святого был тот осколочек. Но помню, как Ягнёночек-беее объяснял нам происхождение слова. Реликвия – от латинского relinquere, оставлять. Оставленное после смерти. Останки.

Я намереваюсь посетить свои собственные останки. А вдруг они чудодейственны. В конце концов, святой Дамиан был мучеником.

Я заснул и снова проснулся. Женщины, которая мне так понравилась, в поезде уже не было.

Ехать осталось всего час. Потом прибудем в Мюнхен-Пазинг, и там я смогу пересесть на электричку на Штарнберг.

Завтра пойду навестить себя.

263

Какой досадный прокол. По собственной вине. Впредь я не должен допускать такое. Эпизод, надеюсь, останется без последствий, но я понервничал. Не люблю, когда мои планы срываются. Ошибку я себе позволить не могу. Хелене и Арно наверняка привели в движение всё, чтобы разыскать меня.

Это была лишь мелочь, но из мелочей и свиваются силки. Я заблаговременно, за две недели забронировал себе комнату в Штарнберге. Эта часть была сделана правильно. Необъявленные посетители более заметны. Но ошибкой было выбрать небольшой отель. Естественно, там принимают куда меньше людей. Значит, каждому достаётся больше внимания.

Человек на приёме непременно хотел взглянуть на мой паспорт. Я же исходил – ошибочно, как оказалось – из того, что такой род контроля уже не существует. Не перепроверил. Небрежность.

У меня не было паспорта. В форме документа, который можно было бы взять в руки.

Я предложил ему мою кредитную карту ВИЗА, на которой я значусь как Килиан фон Лаукен, но его это не устроило. Он был тупой старый скряга и настаивал на своих старомодных правилах. Или, что ещё хуже, он определил мой истинный возраст – возможно, по голосу, – истинный возраст моего тела. И не хотел нажить себе неприятности из-за бесконтрольного поселения малолетнего.

Мне пришлось импровизировать, а я так не люблю это делать. Если не продумал ситуацию заранее, легко можешь запутаться в противоречиях. Мне это знакомо по множеству допросов.

Из-за спешки мне не пришло в голову ничего лучше, как рассказать ему, что мой паспорт остался в другом моём чемодане, который я оставил в ячейке камеры хранения на вокзале. Но ведь до вокзала, он сказал, совсем недалеко, я мог бы съездить туда и через четверть часа вернуться с паспортом.

Не знаю, как долго он ещё меня ждал.

Если мне повезёт, он сразу забыл о случившемся. Но у него скучная работа, а когда скучаешь, все события запоминаются сильнее. История могла показаться ему интересной, юноша без паспорта забронировал комнату, а потом не явился. Он может рассказать об этом коллегам, а может…

Не имеет смысла размышлять об этом. Уже ничего не изменишь. Но я оставил следы, и это меня злит. У меня было двенадцать лет времени всё распланировать – и вот с самого начала такая идиотская ошибка. Я готов был отхлестать себя по щекам.

В Четырёх временах года для идентификации оказалось достаточно предъявления кредитной карты. У них было больше ста комнат, и здесь отдельный постоялец не бросается в глаза.

264

Я взял напрокат велосипед и поехал на кладбище. Обычно это не то место, где я бываю охотно, но сегодня я полон радостных предвкушений. Как радуются на осенней ярмарке американским горкам с мёртвой петлёй. Щепотка страха только и делает предвкушение таким волнующим.

Даже на Google Maps трудно было найти это кладбище, настолько оно маленькое. Но это именно оно. В Википедии значится: «Похоронен в местной общине».

А в том городе, где я рос, кладбище было мрачным, жутковатым местом. Когда я о нём вспоминаю, мне всегда представляется ночь, и тяжёлые решётчатые ворота закрыты. Между прутьями большими буквами – тоже чугунными – написано: MEMENTO MORI. До того, как у нас начались уроки латыни, мы считали это волшебным заклинанием. Если при полной луне трижды произнести это заклинание задом наперёд – эта тайна передавалась из класса в класс, от тех, кто это уже знал, к тем, кто ещё не мог знать, – и тогда мёртвые поднимутся из своих могил и снова оживут. IROM OTNEMEM.

Я не думаю, что кто-нибудь это хоть раз попробовал сделать. Такой восставший мертвец, как говорили, первым делом нуждается в свежей крови и прокусывает горло тому, кто его разбудил.

Среди школьников существовало испытание на мужество, которое должен был пройти каждый, кто не хотел получить клеймо труса. Надо было выждать, когда ворота кладбища закроют на ночь, и потом в темноте перелезть через кладбищенскую стену. В доказательство геройского поступка надо было принести какой-нибудь трофей, ленту с венка или что-то в этом роде. Хольгер Пискер притащил из своей экспедиции ржавое плечо могильного креста и после этого испытывал такие муки совести, что ходил исповедаться, хотя вообще не был католиком.

Я тоже выдержал испытание на мужество. Мне тогда было семь или восемь лет. Помню, что я старался не смотреть под ноги и поэтому споткнулся о какое-то препятствие. Я по сей день помню тот ужас. То был, скорее всего, край могильной плиты, но я был твёрдо убеждён, что это из земли высунулась рука и пыталась меня схватить. Это происходило из-за фантастической угрозы, которую моя мать считала полезной для воспитания. «Если ты что-нибудь украдёшь, то потом нарвёшься на руку, выросшую из могилы. А если будешь врать, наткнёшься на язык».

Взрослым я не любил ходить к могилам. В армии мне часто приходилось хоронить товарищей. Потом в профессии было легче: эту обязанность я мог делегировать другим. Кроме того, я ведь не знал этих людей близко.

В этой жизни я был на кладбище только раз: после того дела с бабушкой, когда Арно так истерично убивался. В целом он разумный человек, но тогда просто не хотел видеть, что так было лучше для всех.

Согласно навигатору на моём мобильнике скоро я буду на месте.

265

Много цветов, аккуратно сгруппированных. Всё, что отцвело, обрезано и убрано. Нигде никаких сорняков. Старый кладбищенский садовник так тщательно обирает куст, как будто здесь должен состояться федеральный смотр садоводства.