Жека, хоть он и чайлдфри, думает только о том, чтобы им навстречу не попалась мамашка с коляской. Или нерасторопная бабулька, которая не успеет отпрыгнуть в сторону. Хотя куда тут отпрыгнешь? Справа — серого цвета стена полузаброшенного ДК, слева — металлическое ограждение, отделяющее тротуар от проезжей части. «Тойота» летит, занимая все свободное пространство. Правое зеркало со звоном, грохотом и осколками отрывается, задевая о водосточную трубу. Гази сквозь зубы вдыхает в себя воздух.

Старо-Петергофский совсем рядом.

И тут Гази, молчавший всю дорогу, начинает говорить, и его рассказ странно звучит в адреналиновом бегстве по тротуару.

* * *

Старая как мир история о дружбе, жадности, предательстве и мести.

Началась она в первой половине девяностых в Дагестане, в приморском городке Каспийск. Там жили трое друзей, знавших друг друга с самого детства — Ильяс, Аббас и Эмин. В то время Ильясу и Эмину было чуть больше двадцати, Аббас был постарше своих друзей — ему исполнилось двадцать пять. Завод, на котором работали друзья, дышал на ладан. После его банкротства выбирать молодым парням не пришлось, все за них решило время. Преступность — нормальная реакция нормальных людей на ненормальные условия.

Не прошедшие даром занятия единоборствами в юности. Оружие, которое легко и недорого покупалось в любой воинской части. Криминал — рэкет, наркотики, бандитизм. «Однажды в Америке», «Крестный отец» и фильмы Такеши Китано. Последние — «Точка кипения», «Сонатина», «Фейерверк», «Ребята возвращаются» — пересматривались не по одному разу. Жесткий и справедливый кодекс якудза в медитативной подаче японского режиссера срифмовался с доминантами в характере троицы: любовью к риску и отсутствием рефлексии. Само существование их банды стало странным экзистенциальным преломлением ритуалов киношных якудза, имевших довольно приблизительное сходство с якудза настоящими. Поклявшиеся друг другу в верности два даргинца и аварец. Необычные татуировки — ирэдзуми, набитые на скрытых одеждой частях тела. Ставший оябуном— боссом Ильяс, самый молодой из троицы, внешне чем-то похожий на Джонни Деппа, получил символ власти — дракона рю. Карп кои и тигр тора, отражения удачи, мужества и отваги, украсили спины сятэйев — Эмина и Аббаса.

Несколько совершенных преступлений выделили их из общей массы молодняка как хитрых и жестоких бандитов. Стоя друг за друга стеной, они выжили в кровавых конфликтах самой мутной преступной волны, «поднялись», при этом оставшись независимыми. Несколько раз приходилось улетать в Турцию, чтобы залечь на дно, уезжали «гастролировать», но каждый раз они возвращались. Ребята возвращаются…

Ильяс подумывал о том, чтобы перебраться в один из крупных городов России, где открывалось больше возможностей, когда случилось то, что случилось. По наводке они ограбили подпольное казино где-то на Ставрополье. Сорвали приличный куш. Но в каждой голове есть своя тайна. Эмин, их казначей, сбежал со всеми деньгами. Предал их дружбу, наплевал на их кодекс и репутацию. Хуже того — бросил семью: старого отца, жену и ребенка. След, по которому Ильяс и Аббас упорно шли за Эмином, не раз и не два терялся, уводил тропами нелегалов в Южную Европу, потом, через Средиземное море — в Северную Африку, где окончательно остывал…

И им снова пришлось вернуться.

Предательство разрушило равносторонний треугольник их братства. Они вдруг сделались слабыми. Пытаясь стереть в памяти произошедшее и, отчасти, — совершая побег, чтобы не стать жертвами конкурентов, они двинулись из Дагестана в Санкт-Петербург. Жили замкнуто, не касаясь дел диаспоры, не прося у нее помощи, на съемной квартире, только присматриваясь к обстановке, зная, что всему будет свое время. Они всегда были волками: то сытыми, то голодными. Чтобы не вливаться ни в какое преступное сообщество, организовали свое. Первым из новых членов, вакасю, стал Гази. И опять — рэкет, наркотики и бандитизм. Пять кубов «винта», чтобы не спать, в руках по два АК, тра-та-та-та-та…

Со временем группа превратилась в небольшой клан. Ильяс продолжал оставаться оябуном, Аббас был его правой рукой. Основной сферой их деятельности были проституция и наркоторговля — синтетические амфетамины, метадон из Киргизии. Грязные деньги Ильяс отмывал через легальный бизнес, одним из сегментов которого было кафе на Кронверкском проспекте. Под эгидой и при поддержке клана Аббас открыл свое дело — угон автомобилей. На него работало несколько угонщиков (в том числе — Жека) и пара «разборок», сам Аббас отдавал процент в «общак».

Месть стареет, но не забывается. Спустя годы объявился Эмин. Безоглядное бегство от бывших подельников и друзей в конце концов завело его на Кубу. Для дурака и Мекка недалека. Оттуда, из Гаваны, Эмин прислал весточку — небольшую посылку с отрезанным в знак раскаяния и признания своих ошибок мизинцем. Юбицумэ. Отрезанный палец напугал мать Аббаса, к которой попал в первую очередь, и разозлили самого Аббаса. Борясь с раздиравшими его эмоциями, он решил не рассказывать об этом Ильясу, чтобы тот не отобрал у него возможность самому наказать предателя. Аббас вышел на Эмина, начал с ним переговоры, предложил забыть все и вернуться в страну. Эмин, оторванный от родных, ухватился за возможность прощения. Пообещал, что вернется с подарком — чистейшим колумбийским кокаином, трафиком которого он занимался на Острове Свободы.

Многие, если не все, беды от наркотиков. Аббас предложил Эмину, если на привезенный им товар окажется спрос, стать посредником между Петербургом и Карибским бассейном, организовать доставку. Это предложение послужило приманкой. Эмин потерял страх, ровняя старых партнеров по себе, думая, что их обуяла жадность — как когда-то его. Он расслабился, взял билет на самолет, посредством интернета познакомил Аббаса с представителем потенциального продавца, не зная, что одного из партнеров, действительно, наполнила… если не жадность, то какое-то беспокойство. Ильяс, теперь больше уделявший времени «настоящему», как он говорил, бизнесу и, собираясь отходить от дел, забывал про клановую иерархию, проталкивал в свои помощники племянника, Талгата, работавшего до этого всего лишь курьером. Для Аббаса это было неприемлемо. Прошлого не вернуть, но все можно было исправить. Он рассказал Ильясу про скорое возвращение Эмина, умолчав про «подарок». Ильяс, как и Аббас ранее, был удивлен и взбешен.

— Поедем встречать его вдвоем, — решил он.

Накануне вечером Аббас расслабился «афганкой», в очередной раз пересматривая «Брата» Китано. Он знал, что все делал правильно.

Назавтра он нанес двойной удар. Они встретили Эмина на выходе из зала прилета, обнялись, посадили его в «лексус» Ильяса, где на заднем сиденье, как и было договорено, Аббас свершил суд над предателем. Ильяс, обернувшись с водительского кресла, смотрел, как наливается кровью загорелое лицо бывшего сятэя, как толстая леска едва не режет кожу на горле, как намокает ткань брюк в промежности, как тускнеют глаза лжеца и вываливается распухший язык между побелевших губ.

— Закопаю его я сам, — сказал Ильяс, когда они обсуждали убийство. — Я так хочу. Буду знать, куда мне надо будет прийти, чтобы плюнуть на его могилу. Это будет мой вклад в месть.