— Давай садись! Чего ждешь?

— Пиццу будете? — робко спросил Антон, усаживаясь за руль с плоской коробкой в руках. — Пицца дьябола?

— Ты это, не заябывай своим дьяболом! — еле сдерживаясь, произнес генеральный. — Поехали в офис.

— С ума сошел, он же православный, верующий человек, а ты ему дьябола подсовываешь, — округлив глаза, прошептала Настя водителю, когда машина тронулась.

— Да я ж не знал, — пожал тот плечами.

— Чего там шепчетесь! — прогремело сзади.

Антон газанул, подрезая зазевавшуюся «калину».

В офисе Настя, пока все обедали, написала заявление, положила его перед отцом. Тот размашисто подписал его, едва не прорывая финскую бумагу ручкой, спросил:

— Этот файл… Как я могу быть уверен, что ты удалишь его?

Настя пожала плечами и ответила:

— Когда я тебя обманывала? Заплатишь — и все, можешь забыть про эту проблему.

— Иди, занимайся деньгами, — хмуро сказал Филипп Юрьевич. — Переводи со счета фирмы, у меня таких свободных денег все равно сейчас нет.

«Конечно, нет», — подумала Настя, — «раз тогда в пятницу спешно дергал семьсот тысяч». Но не последнее же она забирает. А даже если и последнее…

Запершись в женском туалете, чтобы не было лишних ушей, Настя набрала Влада, через которого их фирма проводила обналичку.

— Влад, привет еще раз, я все отправила. Когда ждать гонца?

По телефону все шифруется. Прямо как в «The Wire». Надо будет пересмотреть долгими зимними вечерами. Интересно, Жека ее видел? Как там, кстати, у него?

— Ну, давай через пару дней, хорошо? — услышала Настя на том конце провода.

Пара дней? За пару дней может многое случиться.

— А раньше никак? — спросила она. — Просто срочно надо.

— Раньше? — человек на том конце замычал, задумавшись. — Есть такой вариант. Буду к концу дня в вашем районе, могу половину закинуть, авансом, так сказать — в счет хороших отношений. Остальное — как и говорил, через два дня.

— Хорошо, подходит, — сказала Настя. Половина лучше, чем ничего. — Давай, знаешь, где пересечемся… Нет, сегодня не в офисе…

Использовав после разговора с Владом туалет по назначению, Настя вышла и постучалась в кабинет, который генеральный делил с главным инженером и своим заместителем.

— Да, входите! — раздался голос главного инженера.

— Игорь Иванович, а генерал где? — приоткрыв дверь, но не заходя, спросила Настя.

— Уехал. Ходил тут мрачный, потом позвонил кому-то, договорился о встрече и сорвался… Настен, что у вас там произошло? Ты чего увольняешься?

Натянуть на голову балаклаву. Не рассказывать же, что нет нужды работать теперь, когда отняла у отца три миллиона. Сумма не сверхестественная, но на какое-то время ее хватит. Тем более, транжирой она никогда не была. Вдобавок — как они с отцом будут смотреть друг на друга, встречаясь на работе? И так-то, иногда, когда Настя вспоминала, как ее, избитую, бросил в Принсенгархт тот голландский велосипедист, ей хотелось накинуться на отца со словами: «У меня теперь детей не будет из-за того, что ты тогда не позвонил». А теперь… Кровавые обрубки их отношений не дадут им нормально жить и работать.

Нет уж, увольте.

* * *

Пообещав вернуться завтра, она сбежала за два часа до конца рабочего дня, оставив девчонок из отдела в недоумении обсуждать ее увольнение.

Словно соскучившись по правильным поступкам, зашла в небольшое кафе и села у окна, разглядывая спешащих мимо людей. Официантка с внешностью ретро-кинозвезды, черничный чизкейк, негромкий чиллвейв вроде «Blackbird Blackbird», запах кофе, а не сигарет в воздухе. Кучерявый модник в клетчатой рубашке и с айпэдом через два столика от нее улыбнулся Насте. Она искренне вернула улыбку.

Выйдя из кафе, она неспеша побрела по набережной. Круглосуточный продуктовый магазин с такими грязными витринами, что за ними ничего не было видно. Подумалось, что в таком гастрономе могут торговать только просроченной молочкой и полуфабрикатами из поддельной говядины. Решетчатый забор с колоннами, за которым в глубине сада притих Молодежный театр.

Солнце к вечеру окончательно одолело облака и теперь победно дарило всем желающим свои вечерние лучи. Настя села на скамейке в углу сквера, названного именем Говорова — маршала, под командованием которого Ленинградский фронт прорвал блокаду вокруг истерзанного умирающего города. Вдруг вспомнила стихи, которые когда-то учила в школе к 9 мая: «Вместо супа — бурда из столярного клея, Вместо чая — заварка сосновой хвои, Это б все ничего, только руки немеют, Только ноги становятся вдруг не твои». Почувствовала, как заполыхали щеки и уши, когда она вдруг вспомнила того бездомного и собаку со слойкой возле «Сенной». Стыдно стало так, что она прикрыла глаза руками, как если бы сидела не одна. Захотелось вернуться в кафе и выпить весь алкоголь, что у них был. Странно. За слойку стыдно, а за то, что она берет с отца деньги за свое молчание, наплевав, что он убил или приказал убить девушку того хмурого растерянного парня по имени Марк — нет. Впрочем, она почти не сомневалась, что Марк еще достанет ее отца. Не зря он был похож на героев фильмов Оливье Маршаля, где брутальные персонажи скупо роняют слезы, оплакивая погибших коллег или родных, а потом, взяв в компанию дробовик, молчаливо вершат суровое правосудие.

Опавшие листья в сквере были собраны в кучи, но с деревьев сыпались новые. Какое-то время Настя сидела, ловя взглядом полет сухих листьев с ветвей тополей и слушая шум Московского проспекта. Достала телефон, набрала Жеку. «Абонент вне зоны действия сети», — сказал ей неживой женский голос.

— Ну и дура, — ответила ей Настя и стала ждать.

Она начала подмерзать, когда ей позвонил Влад.

— Я на месте, — сказал он.

— Да, я сейчас буду, через две минуты.

Настя встала со скамейки и зашагала в сторону, откуда пришла.

Малогабаритная квартира на колесах, серебристый «фольксваген туарег» Влада, сверкающий, будто только что с мойки, приткнулся в небольшом дворе перед крытым катком СКА. Мимо машины то и дело проходили мальчики младшего школьного возраста в сопровождении мам, которые катили за собой громоздкие сумки с хоккейной амуницией.

«Полтора метра занудства», как за глаза звали невысокого Влада в бухгалтерии, перегнулся через сиденье и открыл дверь подошедшей девушке.

— Добрый вечер, — сказала Настя, усаживаясь в «туарег».

— Добрый вечер, — поприветствовал ее Влад. — Я своего младшего приехал забрать с секции…

Следующие пять минут Настя вежливо слушала про успехи в секции и в школе младшего сына сорокалетнего Влада, про то, у какого тренера он занимается, про то, как тренер играл в советское время, будучи сам хоккеистом, про то, что НХЛ теперь не та, а КХЛ окончательно испортили зарплаты хоккеистов… «Все нормально, потерпи, скоро все кончится», — успокаивала себя Настя, вспоминая, как однажды на вопрос «Как дела?» Влад пустился в пространные объяснения, вспоминая имена бывших коллег, кому-то перезванивая, чтобы узнать, как назывался пансионат, куда они ездили отдыхать, и ровно через четверть часа закончив пытку где-то услышанной историей про друзей Михаила Боярского, которые на ферме в Италии изготавливают лимончеллу.