Что-то осталось в его душе с тех времен. Аббас в тот момент посмотрел на друга и хотел ему уже открыться, но вспомнил про Талгата и промолчал. В укромном месте, где они оставили машину Аббаса, тело Эмина закинули в багажник, попрощались. Ильяс поехал за старшей дочерью, которую он каждый вечер в одно и тоже время забирал с занятий английским языком, с телом бывшего подельника в багажнике. Труп в багажнике значил для него не больше ящика с инструментом.

Примерно в тот момент, когда Жека оглушил кавказского гангстера ножкой от стула и угнал от дома его «лексус», Гази зашел в квартиру Талгата и застрелил его. Его и находившуюся в квартире проститутку. Потом садовым секатором отрезал палец трупу, чтобы завезти стоявший во дворе «субару форестер». Талгат был болтлив, и про иммобилайзер с биокодом знали многие в группировке. В тайнике «субару» был расфасованный метадон для их «точек», который Талгат собирался раскидать по городу ночью.

Они убили племянника Ильяса, забрали партию «мёда», а еще в их руках оказался кокаин, спрятанный Эмином в заглоченных презервативах. Кокаин достали, привезя в бокс на «Красном Треугольнике» хирурга, который оказывал, когда требовалось, медицинскую помощь бандитам и накрепко держал язык за зубами. «Лексус», на которого у Аббаса был покупатель из другой области, через пару дней должен был уйти. От трупа он поручил избавиться Темиру, бригадиру узбеков с «разборки». Тот решил с этим не связываться и подкинул «работенку» автоугонщику Жеке, которого он недолюбливал с того случая, когда однажды его работникам пришлось отмывать от дерьма обгаженный салон джипа.

А Аббас в это время летел рейсом «Аэрофлота» с пересадкой в Москве в Гавану. Тринадцатичасовой перелет над океаном, жаркое солнце, встреча с «менеджером по связям с общественностью» (так его по скайпу называл Эмин) наркокартеля на террасе виллы с видом на прибой, предварительные договоренности о поставках кокаина, сто пятьдесят граммов черного рома «Varadero» в баре аэропорта и обратный перелет в Санкт-Петербург. Аббас был уверен, что теперь он сможет отколоться от Ильяса. Стать себе хозяином. Была бы голова, а папаха найдется.

Но только мертвые думают, что живые халву едят.

* * *

Стены перестроенного из какого-то заброшенного промышленного здания гаража — из бетонных блоков, густо, как тело блондинки после солярия, покрытых загаром трансформаторного масла. Неровно выдолбленный перфоратором в глухой стене въезд для машин. По углам скарпелями прибиты тяжелые металлические петли, на которых висят ржавые ворота с неровной надписью «Toll the Hounds»[42], сделанной красной краской, что почему-то придает гаражу зловещий вид. За гаражом — березовая роща, поодаль — несколько совсем молодых кленов. Желтая листва шелестит на ветру, золотится в лучах октябрьского солнца, сыплется на землю. Где-то дальше — там, где железнодорожная станция Броневая, неторопливо стучит на стыках товарняк.

Из ржавых ворот им навстречу выходит человек. Немолодой, похожий своей черной с сединой бородкой сразу на священника, революционера или герильерос, мужик. На нем камуфляжные штаны, растоптанные кроссовки. Старый свитер светится дырками в таких местах, будто это концепт, а сама вещь задорого куплена в магазине, торгующем шмотками в стиле гетто-готики. Человек смотрит на «тойоту» и отходит в сторону. По двум шпалам, брошеным в липкую грязь, Гази въезжает в гараж. Свет включенных фар разгоняет сумрак в обширном помещении с высокими потолками. Мелькает тень, прячущаяся за полуразобранную «хонду цивик». Жека на секунду решает, что гигантская крыса, но это всего лишь собака. Беспородный пес выглядывает из-за «хонды», пристально смотрит на приезжих волчьим взглядом и возвращается к какой-то лохани, где лежит здоровенный — в пару килограмм — шмат вареного мяса. И Жеке не хочется знать, чье это мясо — настолько нельзя быть в чем-то уверенным в таком месте. И еще — написанное на воротах имеет какое-то отношение к этой собаке?

В гараже пахнет старым-престарым пожаром. Жека представляет, как гудело здесь, выгорая, трансформаторное масло и как плавились эпически-толстые медные шины.

Встречающий их человек заходит в гараж, дверь не закрывает, и это немного успокаивает Жеку. Значит, убивать его никто не собирается. А то в какой-то момент его вновь стали одолевать сомнения. Шутка шуткой, но опять же нельзя быть ни в чем уверенным. Человек щелкает выключателем на стене, загораются лампы дневного света на потолке и по периметру. При свете внутренности гаража выглядят обыденно и от того совсем нестрашно — испачканная ветошь по углам, многочисленные металлические канистры одинакового темно-зеленого цвета и полки над верстаками с запчастями и инструментами. Жека понимает, что видит еще одну «разборку» — вроде той, с узбеками на «Треугольнике». Потом он замечает странную вещь в углу, за одним из верстаков — палицу с металлическим шипастым шариком размером с кулак. Штука с романтичным названием моргенштерн, утренняя звезда. Что здесь делает это оружие, от одного взгляда на которое Жеку бросает в дрожь?

Мужик кивает в знак приветствия вышедшим из «приуса» Гази и Жеке и обращается к кавказцу:

— Можно начинать?

«Что начинать?» — думает Жека, но вслух спрашивает:

— Туалет здесь есть?

— Вон туда, — говорит герильерос и указывает пальцем.

— Ага, — отвечает Жека и идет в указанном направлении.

Он проходит узким темным коридором, который неожиданно разветвляется. Жека останавливается в недоумении, потом вдруг осознает, что может ориентироваться по запаху.

Жека видел в жизни много туалетов, но тот, в который он попадает сейчас — без сомнения, самый грязный, мерзкий и отвратительный из всех. Комната два на четыре метра — бывшая душевая. Остатки белого кафеля и следы смесителей на стенах. Кирпичи, хаотично раскиданные по полу на расстоянии полушага друг от друга. Струя свежего воздуха, только делающая вонь всеохватывающей, и уличный свет из узкого, почти тюремного, окошка у потолка. Полумрак, милосердно скрывающий детали. И пол душевой, покрытый ровным слоем экскрементов, в которых потерпевшими кораблекрушение тонут куски скомканной газетной бумаги. Сколько лет это все тут копилось? Кирпичи возвышаются как острова над океаном дерьма. Ступаешь по ним, выбираешь позицию, встаешь (или садишься) и делаешь то, за чем пришел. Стараясь реже дышать, Жека расстегивает штаны и думает: «Хорошо, что я сюда не по-большому».

Когда он возвращается к «приусу», в гараже каждый занят делом. Собака — обжирака продолжает свой перекус. Похожий на священника герильерос копошится, головой занырнув в багажник «приуса», а Гази, нависая над закипающим электрочайником, стоящим на одном из верстаков, спрашивает у Жеки:

— Будешь кофе?

Жека кивает. Кофе наверняка растворимый, но ему необходимо подкрепиться после всех событий первой половины дня: избиение узбека на «Треугольнике», перестрелка на стройке, гонка с аварией на Московском, подъем окровавленного тела Марка в лифте, в котором он не ездил с детства. Вот уж точно, что понедельник — день тяжелый.