– Развеяться?! С мамой?!

– С собой!.. Дело не только в Гловере. Просто мне нужно изменить свою жизнь. Я приехала сюда, плохо понимая, как буду жить и чем заниматься, – и мне здесь не очень-то весело.

Зои положила вилку и закусила губу.

– Я люблю тебя, Зои! – сказала Андреа. – Но сейчас мне нужно побыть одной. Без тебя. Хорошо?

– Хорошо.

– Не сердишься?

– Что ты, Рей-Рей! Как я могу на тебя сердиться! – Она сунула в рот еще кусочек оладьи и начала жевать, не чувствуя вкуса. – Ешь лучше, остынут.

Подходя к палате интенсивной терапии, Тейтум чувствовал, как сердце его сжимается от беспокойства. Вчера, когда он навещал Марвина, старик был под успокоительными: смазанная речь и бледная, почти прозрачная кожа. Подробностей Тейтум не уловил, но слышал, что в рану попала инфекция, и, пожалуй, в первый раз за долгое время задумался о том, что его дед и вправду уже очень стар.

Он собирался с духом, готовясь к еще одному невеселому посещению, как вдруг из палаты донесся взрыв женского смеха. Следом раздался игривый визг, и из палаты вышла средних лет медсестра, качая головой, с широкой улыбкой на лице.

Увидев Тейтума, она остановилась.

– Вы сын Марвина Грея, правильно? – спросила она. – Ну просто вылитый он!

– На самом деле внук, – ответил Тейтум, не слишком польщенный таким замечанием.

Она покатилась со смеху.

– Ах вот оно что!.. Так я и подумала.

Грей вздохнул.

– Ему лучше?

– Я бы сказала, намного лучше! Ваш папаша еще нас всех переживет! Думаю, завтра его выпишут.

– Э-э… уверены, что не нужно оставить его в больнице на день-другой, на всякий случай?

– Знаете, молодой человек, – ответила медсестра, – мы вряд ли смогли бы его здесь удержать! – Она подмигнула ему и удалилась.

Тейтум вошел в палату. Марвин хмуро разглядывал какой-то листок бумаги. Нос у него был еще красный и распухший, но, пожалуй, выглядел он получше, чем вчера.

– Что это у тебя? – спросил Тейтум, присаживаясь на стул у постели.

– Скажи-ка мне, внучек, это семерка или единица? – поинтересовался Марвин, показывая ему листок.

– По-моему, семерка… это что, телефон медсестры?

– Не твое дело. – Марвин положил листок на тумбочку и взялся за телефон. – Кстати, будут спрашивать – всем говори, что ты мой сын. Понял? Это очень важно!

– Хорошо, буду иметь в виду. Говорят, тебя завтра выписывают?

– Давно пора, Тейтум, давно пора! Что за удовольствие торчать в этой дыре? Пить нельзя, курить нельзя…

– Ты же семь лет назад бросил.

– Да, представь, и не хотелось! Не вспоминал даже, пока мне не сказали, что здесь курить не положено. Теперь только и думаю: как я жил-то без сигарет? – Марвин постучал по экрану телефона. – Вот, читаю статью об этом твоем парне.

– Каком парне?

– О Прескотте. – И дед показал Тейтуму открытый сайт – разумеется, «Чикаго дейли газетт»!

Грей закатил глаза. Гарри Барри, как видно, собирался выдоить эту историю досуха.

– Не верь всему, что пишут в газетах.

– Парень-то оказался хитрой сволочью! Неужто вправду был патологоанатомом в полиции? И ты с ним вместе работал?

– Ну да. С виду ни за что не догадался бы.

– А все потому, Тейтум, что ты никогда внимательно на людей не смотришь. Вот окажись там я – сразу его раскусил бы! Я ведь тебе всегда говорил: смотреть надо в глаза. Как бы человек ни врал, а глаза о нем правду скажут!

Тейтум встретился с ним взглядом.

– И какую же правду говорят мои глаза?

– Что тебе не терпится от меня свалить! – ухмыльнулся Марвин.

Грей невольно улыбнулся в ответ. Интересно, подумал он, почему сегодня дед так мирно настроен – уж не переборщил ли с обезболивающими?

– Андреа передает тебе привет.

Марвин сразу посерьезнел, на лице его отразилось беспокойство.

– Как она там?

– Учитывая обстоятельства, очень неплохо.

– Напугал он ее сильно, бедную девочку! – проворчал Марвин. – Тейтум, когда уже вы посадите этого ублюдка за решетку? Ты там что-то совсем мышей не ловишь!

– У меня, дедуля, отпуск. Блаженное одиночество в пустой квартире. – Тейтум снова вздохнул, вспомнив, что наслаждаться одиночеством ему остался только один день.

– Да, как там Тимоти? – вдруг с тревогой спросил Марвин. – С тех пор как этот сукин сын пырнул меня ножом, я его и не кормил!

– У Тимоти все прекрасно. Плавает себе в аквариуме.

– Отлично! – с явным облегчением откликнулся Марвин. – А кот?

– И у Веснушки все хорошо, можешь не волноваться.

– Ну, не бывает же так, чтобы одни хорошие новости…

– Он по тебе скучает.

– Хватит надо мной издеваться! Лучше скажи, что с твоим внутренним расследованием? Тебя больше не обвиняют в том, что сделал мир чуть лучше?

– Похоже, нет. Дело закрыли. Новый свидетель оказался другом матери Уэллса, и все говорит за то, что его даже не было на месте происшествия.

– Кто такой Уэллс?

– Тот педофил, которого я пристрелил.

– Так и говори: педофил! Буду я еще по фамилиям запоминать всех уродов, в которых ты стрелял!

– Вообще-то я стрелял только в одного и… Ладно, не важно, – пробормотал Тейтум. И, немного помолчав, спросил: – Ты не возражаешь поговорить о… о том вечере?

– С чего бы мне возражать?

– По показаниям Андреа и по следам на месте происшествия полиция составила общее представление о том, что случилось. Но хочу послушать и тебя.

– Хм… Ну, просыпаюсь я оттого, что кто-то стучит в дверь. Встал не сразу – и, пока вставал, Андреа сама подошла к двери и открыла.

– Ты слышал, как он вошел?

– Да сам не знаю, что я слышал, Тейтум. Помню, дверь захлопнулась. И дальше какой-то странный звук. То ли стон, то ли всхлип, бог его знает. В общем, я нутром почуял: что-то не так! Открываю дверь – и смотрю, этот парень заталкивает Андреа в спальню. Я шагнул вперед…

– Интересно, что ты собирался сделать? Поколотить его? – Вопрос прозвучал куда резче, чем Тейтуму хотелось.

– Послушай, ты хочешь послушать, как было дело, или лекции мне читать? Сделал я куда больше, чем эти чертовы копы!

– Да, это правда… Так что же?

– Он мне врезал. Не слишком сильно, прямо скажем. Может, этот парень и считает себя крутым, но откровенно тебе скажу, Тейтум, дерется он как девчонка!