Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ромул в замешательстве отвел взгляд.
— То есть… ты считаешь, что мы…
— Дети Цезаря. Да.
— Боги! — пробормотал Ромул. Полководец, которого он боготворит, — его отец? Как так? Невероятно! Голова шла кругом, и юноша пробормотал: — А у Цезаря ты спрашивала? Он подтвердил, что то был он?
Фабиола смерила брата презрительным взглядом.
— Нет, конечно. Он же все равно не признается.
— Значит, ты не можешь утверждать…
— Могу! — страстно возразила она. — Ты-то там не был! Да оно и так видно! Посмотри в зеркало! Неужели не замечаешь?
Ромул вгляделся в лицо сестры, искаженное яростью.
— Успокойся. Я тебе верю, — проговорил он, ошеломленный ее словами.
Он знал, что и правда похож на Цезаря.
— Вот и хорошо, — облегченно выдохнула Фабиола. — Значит, ты поможешь мне его убить.
Ромул раскрыл рот от удивления.
— Ты шутишь?
— Я что, похожа на комедианта?
— Погоди, — остановил ее Ромул. — У тебя ведь нет доказательств.
— Я точно знаю. — Девушка приложила руку к груди. — Сердце не обманешь.
— Этого мало. Цезарь нужен Республике: он скоро добьется мира.
— А мне-то что? И тебе? Ты всего лишь раб! — выкрикнула Фабиола. — Он изнасиловал маму!
Потрясенный таким оборотом дела, Ромул не ответил. Больше всего его тревожило то, что их с сестрой взгляды на Цезаря так разнились.
— Фабиола! — долетел из коридора чей-то голос.
Глаза девушки расширились.
— Брут!
Взглянув за плечо сестры, Ромул различил в коридоре шатена в дорогой тунике.
— Ты не ранена? — встревоженно спросил тот, переходя на бег. За его спиной, не отставая, маячили рослые легионеры.
— Брут, ты здесь! — воскликнула Фабиола. Ее нижняя губа задрожала, по щеке скатилась слезинка. — Нет, я цела. Меня никто не тронул.
Ромул не спускал глаз с сестры: интересно, насколько наигранны ее чувства?
Зато Брут явно считал их искренними. Добежав до близнецов, он схватил Фабиолу в объятия.
— Я пришел, как только услышал, — прошептал он срывающимся голосом. — Хвала богам.
Он отдал приказ, и легионеры тут же принялись проверять все комнаты.
— Приведите ко мне всех, кого найдете живым! — крикнул он вдогонку. — Я хочу знать, кто приказал напасть на Лупанарии.
— Антоний, кто же еще! — вставила Фабиола.
Брут ощутимо дернулся.
— Не так громко, — прошептал он, поглаживая ее по руке, и затем взглянул на Ромула. — А это, должно быть, твой брат-близнец.
Фабиола вытерла слезы.
— Да.
— Встреча с тобой — для меня честь. — Ромул вскинул руку в приветствии.
Брут благосклонно кивнул.
— Боги сегодня щедры на милости.
— Точно, — с сияющей улыбкой кивнула Фабиола. — А как ты узнал, что он мой брат?
— Ну, если забыть о том, что вы похожи как две капли воды, — улыбнулся ее любовник, — то мне сказал об этом тот человек в шрамах, который пришел предупредить о нападении. Твой друг? — обернулся он к Ромулу.
— Тарквиний? Да. Старый боевой товарищ.
— Он ждет у входа, — сообщил Брут. Намек был более чем красноречив.
— С твоего позволения, я вас покину, — вежливо ответил Ромул.
Пора было исчезнуть с глаз: любовники явно собрались мириться, незачем им мешать. Кроме того, ему было о чем поразмыслить. Выходит, Цезарь для него теперь не только главнокомандующий, но и, возможно, отец, и Фабиола собирается его убить. Несмотря на то что Ромул некогда поклялся расправиться с насильником матери, он никак не мог уложить в голове, что этим насильником был сам Цезарь — тот самый Цезарь, который освободил его от рабства и за которого он, Ромул, преданно сражался в битвах, пройдя за ним от Египта до Малой Азии и обратно до Африки. Которого успел полюбить.
— Конечно, — кивнул Брут и обернулся к Фабиоле. — Нам лучше вернуться домой. А Ромул присоединится к нам позже.
— Приходи скорее! — Фабиола протянула руку брату. — И приводи своего друга.
— Мы не задержимся, — пообещал Ромул.
— Мой дом все знают, — добавил Брут. — Спросишь на Палатинском холме.
— Благодарю тебя, — кивнул Ромул. Уже на пороге он услышал, как Брут спросил:
— Кто изнасиловал твою мать?
В воздухе вдруг повисло напряжение, Ромул остановился.
— О чем ты, моя любовь? — Смех Фабиолы прозвучал фальшиво, по крайней мере, для Ромула.
— Я застал конец твоей фразы. О том, что кто-то изнасиловал твою мать. Ты мне никогда об этом не говорила.
— Конечно, зачем бы мне, — ответила девушка. — Это было так давно.
— Фраза вышла такой гневной, — продолжал Брут. — Кто он был?
Ромул ожидал услышать «Юлий Цезарь», но Фабиола молчала.
— Так кто же? — мягко спросил Брут.
— Я не знаю, мать толком не рассказывала. А сейчас я просто предположила, что изнасиловать ее мог кто-то вроде Сцеволы.
Ромул едва верил своим ушам. Зато Брут явно успокоился.
— Фугитиварий здесь?
— Да. Вон в углу. Ромул его убил.
Юноша не понимал, что происходит. Откровенная ложь Фабиолы его поразила: Брут — верный сторонник Цезаря, и сестра не знает, как он отнесется к вести о том, что Цезарь изнасиловал ее мать. А сам Ромул должен не моргнув глазом согласиться убить диктатора — и это при том, что у Фабиолы нет доказательств, кроме орлиного носа Ромула и случайной грубости Цезаря при встрече с Фабиолой. Наверное, она слишком много выпила в тот вечер, решил Ромул, понимая, что пытается лишь выдумать оправдание для сестры. Уже переступив порог, он оглянулся на девушку, и она ободряюще подмигнула ему из-за плеча Брута. Любовник ничего не заметил.
Ромул рассердился. Фабиола явно привыкла вить из мужчин веревки и теперь не прочь применить те же методы и к брату. В голове невольно всплыл вопрос, прежде немыслимый: а можно ли сестре доверять?
Конечно можно, привычно ответил себе юноша. Она ведь сестра. Близнец. Родная плоть и кровь.
Однако Ромул ясно чувствовал, что его пытаются использовать. Отрезвленный, он решил поговорить с сестрой позже, когда они останутся наедине.
Он вышел в коридор и отправился искать Тарквиния.
* * *
Встреча с гаруспиком оказалась такой же радостной, как и в мечтах, и друзья даже не заметили, как дошли до митреума, куда Тарквиний сразу же повел юношу. Мальчишка-оборванец не отходил от них ни на шаг, совершенно ошалевший от немыслимой для него суммы в двадцать пять денариев — Ромул не поскупился на награду в благодарность за то, что попал в Лупанарии так вовремя и успел спасти сестру. Маттий — так звали мальчишку, — навечно прикипев душой к Ромулу, теперь не сводил с него глаз.